У нас с отцом однажды состоялся небольшой диалог, глупый и непонятный, как мне тогда казалось. Он сказал:
– Сашка, запомни, с такими женщинами, как твоя мама, хорошо жить и вести быт. Любить надо других.
– А каких таких – других? – спросил я, глядя на него большими удивленными глазами.
– Ты поймешь, – ответил папа и ласково погладил меня по голове.
После этого диалога я точно был уверен в том, что мой отец никогда не любил мою мать.
После встречи с Евой я понял, каких девушек надо любить.
Я прекрасно понимал, о чем она говорит.
– Ты права, – сухо произнес я, отведя взгляд.
– Вот и славно, – улыбнулась мама, смахнув маленькую слезинку.
Все это время Данька молча ковырялся в своей овсянке, ибо не любил слушать взрослые разговоры, они ему были попросту неинтересны.
На часах было 10:30 утра. Мои маневры с переодеваниями, баловство Дани и наши «игры в гляделки» с матерью заняли целых полтора часа.
Оно и к лучшему. Я себе места не находил.
Я помог убраться маме на кухне, позалипал немного в компьютер, на часах было уже 12:00. Я не мог ждать.
Даня уже убежал на прогулку со своими мелкими друзьями-идиотами. «Наверняка гуляет возле дома», – пронеслось у меня в голове.
– Саш! Посмотри, где там Данька, дальше игровой площадки без взрослых ему нельзя! – раздался голос матери.
Уже даже подумать нельзя об этом идиоте, – вечно вылезает.
Я подошел к окну и вздрогнул от жгучего коктейля из смешанных чувств: страха, волнения, радости и оцепенения.
Как вы уже, наверное, догадались, там была Ева. Она качалась на качелях и мило беседовала с Данькой, который, как обезьяна, повис на турнике.
Меня ударило в пот, на лице появилась глупая улыбка. Я выдохнул и, как ошпаренный, побежал на улицу.
Мама была чем-то занята на кухне и не заметила, как я пронесся к входной двери, сбив один из горшков с цветами.
Выскочив на улицу, я решил отдышаться за ближайшим деревом. «Почему я спокойно не вышел», – подумал я, но было уже поздно, я дышал, как туберкулезник, который находился при смерти.
Пару минут спустя я был как новенький и мог уже выйти из своей обители.
– Привет! – смело воскликнул я, стараясь не выдать дичайшее волнение в голосе.
– Сашка! – радостно воскликнула Ева, размашисто раскачиваясь на качелях.
Она вновь была прекрасна: длинные черные волосы, развевающиеся от взмахов качелей, ее звонкий смех, переливающаяся на солнце кожа.
– Эй! Ты чего залип? – прикрикнул на меня Данька.
– А… я… иду… Там просто пчела рядом с Евой, – выдумал я.
– Что?! Какая еще пчела! Убери ее, Саш! Убери! – закричала она, размахивая руками, продолжая качаться на качелях.
Я испугался за Еву, вдруг она упадет из-за моей глупости. Я подскочил к качелям и остановил их. Ева была в жутком испуге и продолжала махать руками. Я не знал, что она боится пчел.
Рефлекторно я приобнял ее со спины.
– Все хорошо, она уже улетела, – мягко произнес я.
Мое сердце билось в бешеном темпе, неужели это глупое вранье с моей стороны могло причинить ей вред. Я застыл, обнимая ее. От шока я не заметил, как Ева вцепилась в мою руку.
Минуту спустя я пришел в себя и осознал, что обнимаю ее, а ее рука мягко держит мое запястье. Тут я увидел, какие красивые у нее руки: длинные, тонкие пальцы, нежная кожа и длинные ногти с идеальным маникюром, похожие на когти хищника. Еще бы, она – хищник, а я – жертва.
– Ой, прости, я так в тебя вцепилась, – рассмеялась Ева.
Я почувствовал, что она нервничает, и воспользовался моментом. Что я сделал? Я не стал ее отпускать.
– Ты можешь делать все, что хочешь, – уверенно, томным голосом произнес я. Все-таки я – хищник.