– А повернись на спину, – попросил Пашка малыша, – Посыпь себе камушков на голову.

Тот все сделал, не отрывая дружелюбного взгляда от их лиц. В его черных растрепанных волосах застряла мелкая галька, которой было много в речном песке из песочницы. Песок прилип к рукам, курточке, коленкам и даже лбу мальчика. Он улыбался.

– Эй, Дуди! – сказал Пашка, – Ешь песок!

Мальчик растерянно покосился по сторонам, а потом заискивающе улыбнулся Алешке.

– Он не будет есть песок, – сказал Алешка, – Он не станет.

– Дуди! – сказал Пашка, проигнорировав возражение и тыкая пяткой в песок у самого лица лежащего, – Это – каша! Ешь кашу! Ешь!

Малыш обрадовано схватил горсть песка и положил в рот. Стал сосредоточенно жевать. Было слышно как песчинки влажно хрустят на зубах. Он улыбался. И так же, улыбаясь, взял и положил в рот еще одну горсть, сглотнул. Взял еще.

– Хватит! – крикнули Пашка и Алешка одновременно.

Они посмотрели друг на друга. Им отчего-то было немного страшно.

– Это что за Дуди такой? – спросил Алешка.

– Он ест песок, – ответил Пашка, – И ему это нравится. Давай не будем с ним играть.

– Играй один, Дуди! – сказали они и ушли из песочницы, оставив за спиной жутковатое, необъяснимое и притягивающее – смуглого и болезненно послушного мальчика Дуди.

Они рассказали эту историю всем своим знакомым, и с тех пор на детской площадке стало обычным развлечением – смотреть на Дуди. Вокруг маленького, в старой курточке, Дуди вставали в круг мальчики и девочки и по очереди говорили:

– Дуди, сними штаны! Дуди, грызи палку! Дуди, поешь песочку!

Однажды, пару месяцев спустя, когда они уже знали, что мама Дуди, такая же смуглая и улыбчивая, работает в магазине продавщицей, а сам Дуди иногда ест и нормальную пищу помимо песка – они встретили этого вечнорадостного карапуза возле строящегося двухэтажного дома. Дом получался у строителей такой же длинный, на деревянных сваях, как их собственный. В этой заполярной местности у строителей получались в основном именно такие дома. А мальчик Дуди тащил вдоль этого дома трехлитровую банку с белой краской. Индейцы пошли следом, стараясь не приближаться, чтобы не выдать себя, но и не отставать – чтобы не потерять из виду поношенный коричневый свитерок и лохматую черную шевелюру Дуди. Вскоре выяснилось, что Дуди тащит краску в песочницу. Они не знали, что он там хочет делать – покрасить песок или просто закопать банку, но в любом случае вряд ли он мог правильно распорядиться такой полезной вещью, как целая банка белой краски.

У самой песочницы они остановили Дуди. Тот, как всегда, улыбался. Банку он отдал по первому требованию и без всякого сожаления. На лице его застыло привычное идиотское выражение радостной угодливости. Казалось, он был счастлив отдать банку, которую так долго тащил.

– Знаешь, – вдруг сказал Пашка, – А ведь он похож на индейца.

– Мне он больше напоминает собаку, – сказал Алешка, – Есть такие маленькие собачки с большими вылупленными глазами, они всегда скачут от радости – даже если пытаешься их пнуть.

– Ты посмотри, у него ведь почти красная кожа и нос чуть-чуть с горбинкой, – говорил Пашка.

– У собак тоже бывает нос с горбинкой, – говорил Алешка, – Только собаки умнее его.

– Да, перестань ты, – улыбнулся Пашка, – Если ему раскрасить лицо – это будет настоящий индеец. Вот увидишь!

Они помолчали, задумчиво глядя на белую банку, стоящую у их ног. Дуди тоже молчал, смотрел на банку и улыбался, чуть прищурясь, потому что в его радостно-непроницаемое индейское лицо светило невысокое солнце.

– Дай-ка мне вон ту палочку, – сказал Алешка Пашке, а потом спросил, глядя почему-то вдаль, на изломанную линию горного хребта, – Дуди! А, Дуди! Ты хочешь быть индейцем?