– Смотри, там кто-то есть, – Алешка указал рукой.

В их направлении по северному склону гребня шагала маленькая человеческая фигурка. Человечек остановился, поднял голову и явно заметил их. Снова пошел, теперь уже точно к ним.

– Блин, – сказал Пашка, – Куда ни пойди, везде кто-то бродит! Вроде, малой какой-то… Чего он к нам прется?!!

– Не знаю… – сказал Алешка, – Он мешать не будет. Если что – прогоним.

Пашка кивнул. Они уселись на теплые плоские камни и разложили перед собой лук, тонкие ровные прутья, перочинные ножики, катушки ниток и перья. Перья, чтобы не улетали, придавили камешком.

– Ну, и чо? – спросил Алешка.

– Надо как-то крепить перья, – объяснил Пашка, – чтобы они ровными были и торчали одинаково с двух сторон стрелы. Ты крепи, как сам придумаешь, и я – тоже. Сравним, у кого лучше получилось.

Они взяли ножики и засопели от напряженных раздумий. Потом каждый начал резать прутик. Пашка расщепил конец прута и пытался закрепить перо в расщепе. Алешка старался процарапать кончиком ножа углубления в прутике, вложить в них перья и примотать нитками. Ни у одного из них толком ничего не получалось. Два пера уже были безнадежно испорчены, когда над камнями замаячила чужая черноволосая голова с узкими темными глазками.

Маленький бледнокожий мальчишка в пыльных брючках и синей спортивной кофточке подошел к ним на несколько шагов и остановился.

– Зайцев видели? – спросил он, отрывисто и нечетко проговаривая слова.

– А ты их чо, ловишь? – спросил Пашка.

– Нет, я зайцевое гавно ем. – объяснил мальчишка.

– Зачем? – удивился Пашка и пристально поглядел в невозмутимое лицо незнакомца. – Ты вообще кто?

Я – эвен. Вкусно. – ответил мальчишка сразу на оба вопроса.

– Вкусно? – снова спросил Пашка.

– Да, сладкое, – покивал головой пришелец, – Меня зовут Спиря. А вы кто?

– Индейцы, – сказал Алешка.

– А-а… – спокойно сказал Спиря, – А вы видели здесь зайцев?

– А у тебя глисты не заводятся? – спросил Алешка.

– Заводятся, – охотно подтвердил Спиря, – Мне их бабушка выводит. Она в больнице работает, медсестрой.

Он поморщился, вспомнив бабушку, глистов и больницу.

– Спиря, – спросил Пашка, – А ты умеешь перья к стрелам прикреплять?

– Да, – просто сказал Спиря, – Давай, покажу.

Он подсел к индейцам и взял в руки Пашкин ножик и прутик.

– Мне дед показывал, – пыхтя от усердия, гундосил Спиря.

Он аккуратно расщепил конец прута, и вставил туда два подрезанных пера косым крестом. Потом подумал и, для надежности обмотал голубенькими нитками с Алешкиной катушки. Подстругал острый конец стрелы.

– Все, – сказал он.

– А стрелять умеешь? – спросил Пашка.

– Да, пойдем покажу, – кивнул Спиря в строну кустов на дне распадка.

Возле ручья Спиря вложил стрелу в лук и пошел сквозь кусты, пригнувшись, шагая широко и плавно. За ним, подражая ему, сгорбатившись и раскорячивая ноги, шли Пашка и Алешка. Спиря недовольно морщился, слушая, как хлюпают их сапоги. Он делал вид, что раздражен, хотя его нисколько не раздражало присутствие этих русских. Ему нравилась их затея с луком и стрелами. Он хотел похвастаться, как умеет стрелять. Тем более, что стрелять он не умел.

Дед-оленевод, низенький и толстый, приезжая в гости к детям и маясь бездельем в благоустроенной квартире, иногда одаривал Спирю крохами от наследия предков – пел ему, глядя в люстру, тягучие тундровые песни, учил делать стрелы при помощи кухонного ножа или бороться с волком. Волка, стоя на четвереньках, изображал сам дед.

– Уууу, кээре! За глотку хватай! За глотку! Выше! – кричал он Спире по-эвенски.

Показывал сам на себе, как именно нужно хватать, и тут же пытался укусить внука за воротник рубашки. Спиря валился на ковер и хватал деда за глотку. Скоро дед начинал кашлять. Потом долго сидел на ковре, смеялся и смотрел на внука радостными глазами-щелочками. Потом они шли на кухню, дед пил кирпичный чай и лениво курил старую потертую трубку, давая иногда внуку затяжку-другую горького дыма.