Леша был мягким, домашним. Отличник в лицее, любимец матери и разочарование отца. Семья инженера путейца не бедствовала, собственная квартира в доходном доме, мобиль, приняты в доме градоначальника, хорошие перспективы… Леша сдал экзамены в Михайловское училище, тут видна рука отца, его желание сделать из мягкого теленка бойца. Что же, значит Михайловское, долг надо отдавать.
глава вторая
Построение на плацу перед строем юнкеров под крики родственников. Толпа четырнадцатилетних оболтусов со страхом взирает на четкое построение напротив. Юнкера стоят молча, с презрением взирая на суетливых… возможно будущих товарищей. Звучит команда, вновь поступившие постепенно замолкают, только еще доносятся голоса родственников. Над плацем звенит горн, труба выводит сигнал к выносу знамени, юнкера вытягиваются еще больше, поступившие стоят как могут и только открытые рты отмечают движение знамени. Я стою в третьем ряду, ростом не вышел для передних рядов, но так даже лучше, меньше внимания. Речь генерал-лейтенанта скупа, слова падают как будто сваи забивает. Честь, гордость, слава Русского оружия… Все правильно, все так, пусть слышал подобное не раз, но все равно в сердце горит гордость за то что и я получил подобную честь. Юнкера маршируют мимо новеньких, печатая шаг и звеня значками. Потом и нас пытаются вести в ногу, эх, фельдфебелей бы сюда, быстро бы порядок навели!
Следующее построение уже перед дортуаром, назначаются дневальные и дежурные, распределяются койки. Быстро раскладываю вещи в тумбочке и присматриваюсь к соседям. Ближайшие года мы все будем делать вместе, есть, спать, бегать и даже сидеть на толчке, так что присматриваемся. Снова построение, теперь на первое занятие, так называемое придание формы. Думал что здесь будет как во всех военных частях, шуточки с размерами и расцветкой белья, но все было очень строго. Четыре офицера внимательно следили за снятием мерок и переодеванием. Форма без погон и нашивок, интересно, почему? Всех проверили и объявили построение, снова строем маршируем куда-то. Строевые занятия, прием пищи, снова строевая. После вечерней поверки офицеры исчезли и в расположении появились юнкера. Три шеврона, это что, третий курс?
– Кадет! Ко мне! – Ломким баском выдал один из пришедших.
Интересно, кого он назвал кадетом? Нас тут тридцать человек без погон, так что…
– Оглох? – Третьекурсник скользнул к парню с повязкой дневального и отвесил ему леща. – Смирно команду подать надо! При появлении старшего по званию, ты кадет, должен в голос подать команду смирно! Ну?
– Руки убрал, пацан. – Вот чего меня понесло? – Пока самому не влетело, старший по званию.
–Что?! Смирно, кадет! – Крикливый юнкер дернулся, но был остановлен другим парнем, с широкой полосой на курсантском погоне.
– Погоди, Семен. Дай гляну на смельчака.
Парень был раза в два шире меня и на две головы выше, он тут только железо таскал что ли? Кулаки с мою голову! Вот только все равно я считал его несмышленым юнцом, пыжащимся перед сверстниками.
– Ты что-то сказал, кадет?
– Я сказал. – Голос дал петуха и меня бросило в жар. – Руки не распускать.
– А то что? – Голос у третьекурсника был насмешливый, но в глазах веселья не было. – Ударишь старшего по званию?
– Когда у вас воспитательный процесс проходит? После отбоя? Вот тогда и приходите. – Развернулся к дневальному. – Запомни, здесь наше расположение и чужим тут делать нечего. Увидишь таких, объявляй тревогу, а если хоть пальцем тронут, бей в ответ, ты при исполнении.
– Ух ты! Устав почитал, да? После отбоя в умывальне! – Крикливый снова дернулся было ко мне, но был остановлен насмешливым взглядом своего вожака. – Не дай Бог не придешь! Все узнают какое ты сыкло!