Я чуть не подавилась собственными возмущениями.

– Да, я такой. Но то бабы, а тут леди. Тут надо быть, как его, а куртуазным. Этикет, чтоб его, соблюдать. Да я таких лядей на сеновале…

– Тише, мой господин, тише. Вы же хотите на ней жениться. Вам нужен этот титул.

– Потому-то я сейчас и здесь, – проворчал варвар, разминая кулаки, – а не со своими людьми. Чёрт возьми, что ты на меня шикаешь. Ты ещё пять лет назад клялся и божился, что женишь меня на той девочке де ЛаФен. И что? Где она сейчас? Мои люди до сих пор не могут её найти.

– Далась она вам, эта соплячка. Тут такая женщина.

– Эта соплячка выставила меня дураком перед моими же людьми. Чертовка, если встречу, шкуру спущу, не рада будет, что на свет родилась.

– Успокойтесь, – слуге, как и мне не понравилась поднятая тема, и он поспешил увести разговор в сторону, – вам просто надо вести себя более тактично, более вежливо.

– Ты обещал научить меня этому. За что я плачу тебе пятнадцать золотых?

– Я делаю всё, что могу, но я…

– Признавайся, – голос барона стал похож на рык обиженного медведя, и близ стоящие слуги отодвинулись.

– Я всего лишь монах. Я не так много знаю.

– Значит, ты лгал мне? Нет, пятнадцать золотых это слишком много для оплаты, а вот верёвка и кусок мыла – в самый раз.

– Пощадите, – монашек был готов скончаться на том самом месте.

– Значит так, хлюпик. Либо ты найдёшь до завтра мне учителя, либо я тебя вздёрну на первом дереве. Ты меня понял? А расплачиваться будешь из своих денег, немало скопил.

– Хорошо, мой господин. Будет сделано, мой господин, – униженно раскланялся монах, затравленно втягивая голову в плечи.

А что ему ещё оставалось? Только последовать моему примеру и свалить от греха подальше. Но от куска хлеба с двойным маслом не всякий бегает.

Я ретировалась за ближайший угол, и северный варвар ушёл, так меня и не заметив. Всё, что мне надо было узнать, я узнала. Можно с чистой совестью идти спать. Осталось только завтра вовремя испариться…

– Господин менестрель! Господин менестрель!

Далеко уйти я не успела, меня прытко догнал давешний монах.

– Мне срочно надо с вами поговорить.

Я мысленно застонала и пожелала ему провалиться на том же месте. Господь сделал вид, что не расслышал, и я была вынуждена вежливо ответить:

– Что-то случилось?

– У меня к вам серьёзное предложение. Прошу вас выслушать меня.

– Я уже вас слушаю внимательно, – у меня тоскливо засосало под ложечкой.

– Дело в том, что моему господину, барону фон Штейну, требуется учитель благородных манер. Вы показались мне человеком утончённым и весьма вежливым. Быть может, вы возьмётесь за это дело?

Он умоляюще заломил руки и уставился на меня глазами побитой собаки. Невзрачный какой-то монах, даже глазу задержаться не на чем. Такие обычно всегда умнее своих господ и следуют за ними тенью. Не силён, к физическим нагрузкам не приспособлен, лицо узкое, неприметное. Знаете, такое как у всех, даже при особом желании не запомнишь. Глаза, правда, глубоко посажены, но какие-то блеклые и постоянно бегают, словно у вора. Хотя тут удивляться не приходится, быть на такой должности и не воровать, это надо быть святым, никак не меньше.

– Прошу меня простить, но как мне кажется, вашему господину не сможет помочь даже самый лучший и куртуазный преподаватель.

– Да, я знаю, – неожиданно серьёзно отмахнулся он, – его уже невозможно переделать, но если я не приведу к нему завтра учителя, он меня повесит.

– Понимаете ли, я завтра уже уезжаю, и у меня нет желания здесь задерживаться.

– Мы тоже завтра уезжаем. Вы же менестрель, вам нет разницы, куда ехать. Отправляйтесь с нами, а когда надоест, тихо сбежите. Этому никто не удивится.