Я не помню, что творилось у меня в голове, почему резко рванулась вперед и сорвала плед. И застыла в недоумении. Под пледом не было крови. Там вообще ничего не казалось плотским. То, что осталось от моего бывшего мужа, напоминало цветок из папиросной бумаги. Неестественно бледный и невозможно хрупкий.

– Аля! – вместе с голосом Кондратьева в сознание ворвался хруст. Это под моей ногой разлетелось стекло на портрете, упавшем с прикроватной тумбочки.

Я машинально нагнулась, схватившись за ощерившуюся осколками раму. В центр ладони воткнулся фрагмент стекла, но я не почувствовала боли. Подсознание мертвой хваткой вцепилось в лица на испорченном портрете: самодовольную ухмылку Феликса, тонкую лисью мордочку Марыси, недовольный колючий взгляд Кристи…

– Это… – Александр Владимирович, как и все, услышал хруст. – Не трогайте! Не поднимайте… Блин! Вообще ничего здесь не трогайте! Тоже мне – специалист… Говорил же…

– Это нынешняя семья Феликса, – кивнула я. – Успенского. Его жена – Марыся, ой простите, Мария. Ее все так называли – Марыся. И Кристина, дочь Ма… Их дочь. А Марыся, она… тоже?

– Мы не можем ее найти, – Успокоил меня Кондратьев.

Ну, как – успокоил…

В моих руках вдруг обнаружился стакан с водой, я принялась с жадностью глотать прохладную прозрачность, словно только что вернулась из недельного марафона по пустыне. Скажем, в честь солидарности с бедуинами. С каждым глотком в меня заходила реальность. Морок инфернального рассеивался, уступая место трезвым мыслям. А именно: кто виноват и что делать.

– Аль, там девочка, – Кондратьев очень вовремя кивнул за дверь в коридор. – Я понимаю, что тебе сейчас не до…

– Брось, – я уже стыдилась недавней истерики. – Я, в первую очередь, профессионал. А теперь скажи, Фила… убили? Почему он совершенно обескровлен?

Кондратьев под неестественно пронзительным взглядом майора пожал плечами:

– Врач сказал: сердечный приступ. Только… Выясним. Кровь вокруг, скорее всего, девочки.

– Кристя ранена? Где она?!

– Наверное, пыталась помочь отцу и порезалась о стекло. Сейчас девочка в своей комнате. Не беспокойся, наш судмед перебинтовал ей ногу. Кстати, ты…

Он указал взглядом на мою руку. Я только сейчас заметила, что сквозь пальцы сжатого кулака капает кровь.

– Алена Николаевна, – майор потерял всякое терпение. – Вы нам своей безрассудностью все улики перемажете. Мы, конечно, уже все отщелкали, но пальчики еще не сняли. Если сейчас же не покинете место преступления, я подам рапорт о халатности. Или…

Он опять скользнул по мне уже ненавидящим взглядом:

– Или о противодействии следствию. Профнепрегодности не боитесь?

Я виновато опустила глаза и попятилась к выходу из спальни, стараясь не оставлять капель крови на окружающих предметах. Он был прав.

– Пойду к Кристе…

До этого я видела Кристину несколько раз в жизни. Мы старались сохранить с Феликсом хорошие отношения после развода, и иногда пересекались по необходимости. В большей степени, благодаря Веронике, «патриарху» семьи. Ну, или «матриарху»…

И вообще ссориться с известным в городе бизнесменом Феликсом Успенским для кого угодно довольно чревато. С его связями моя жизнь в Яруге превратилась бы в ад. А город я любила и уезжать из него совершенно не собиралась. Никто нигде меня не ждал, всё, что было хорошего в моей жизни, тесно связано только с Яругой. Да тот же Никита Кондратьев – мой друг ещё со школы. И девчонки. И Вероника, в конце концов.

А в самой глубине души я вовсе не считала, что бывший муж меня как-то сильно обидел.

В общем, при встрече с Феликсом и его новой семьей я неизменно растягивала рот в приветливой улыбке.