– А что ты хочешь? – спрашиваю неуверенно.

– Чтобы ты выполнила три моих желания – тут же выдает этот наглый вымогатель.

– Одно – торгуюсь с ним.

– Два. И это мое последнее слово – говорит царь, хищно сверкая глазами.

– Хорошо. Два. Но это должны быть приличные желания. Иначе я имею право отказаться – тут же добавляю свои условия.

– Договорились – довольно соглашается оборотень и тут же меняет тему разговора. – Что ты там говорила о пирожках?

Недоуменно хмурюсь, а потом вспоминаю. Да! Пирожки! Вообще из головы вылетели из-за этого договора о желаниях.

– Я предлагала тебе попробовать – с этими словами протягиваю тарелочку с золотистыми пирожками царю.

Он вдыхает их аромат, а потом говорит:

– Попробуй один.

Он что, думает, я его отравить хочу? Досадливо дернув плечом, беру верхний пирожок и щедро от него откусываю. Медленно жую под пристальным взглядом мужа и глотаю, возможно слишком громко, но ничего с этим поделать не могу: во рту сухо, как в пустыне.

– Видишь, все порядке – говорю оборотню и снова протягиваю ему тарелку.

Он ухмыляется и берет своей ладонью мою руку, в которой еще зажата вторая половинка пирожка. Медленно подносит лакомство к своему рту и кусает, касаясь горячими губами моих мгновенно похолодевших пальцев. Быстро съев, он тянется за последним кусочком. Чтобы тот не упал, оборотень пошире открывает рот  и закидывает остатки пирожка внутрь, а затем медленно и со вкусом облизывает кончики моих пальцев, запачканных в сиропе.

Мое сердце реагирует на подобные фокусы бешеной аритмией, кровь горячей волной приливает к щекам, а затем спускается к груди, оттуда на живот и ниже, к месту соединения бедер. Мои глаза встречаются с огромными зрачками мужа. И невольная дрожь прошивает меня от кончиков пальцев к губам. Захотелось здесь, и сейчас познать свой первый поцелуй. И наплевать, что все вокруг наверняка на нас смотрят.

Из этого наваждения меня выводит хрипловатый голос царя:

– Очень вкусно. Мне понравилось.

Затем он резко поднимается, выхватывает из корзины еще несколько пирожков и, прежде чем выйти, закинув их в рот, успевает сказать:

– Не думай, что я забыл о своем обещании прийти к тебе сегодня ночью. Решай. Брать мне зелье, или нет.

Он и несколько его воинов уходят. Я машинально, даже не ощущая вкуса пирожков, доедаю свой завтрак. Ладно, с ночным визитом мужа разберемся позже, а сейчас надо как-то узнать, нет ли тут почты, или еще чего. Надо написать письмо отцу и узнать, почему нет караванов с обещанными продуктами.

– Одал, мне нужно написать отцу – говорю фрейлине, когда мы выходим из трапезной.

Я понятия не имею, как мне это сделать, а еще не уверена, что мой почерк будет такой же, как у прежней Исы. И тут могут возникнуть лишние вопросы у близких людей царицы, которые ее хорошо знают. А мне бы хотелось избежать подобного. И вот пока я следую за Одал, показывающей дорогу, в моей голове роятся миллионы вопросов и всяких версий, каким образом мне не выдать себя, не вызвать подозрения.

Мы снова приходим в библиотеку. Странно, я думала, мы будем писать письма в моих покоях, там хоть какая-то приватность, а тут… кто угодно может зайти. Тем не менее, никак не выказываю свое удивление. Раз фрейлина привела сюда, значит, так у них заведено. И чтобы не вызывать лишних подозрений, ничего не говорю про мои апартаменты и приватность.

Одал берет писчие принадлежности: пергамент и ручку, похожую на перо, усаживается за стол и выжидающе на меня смотрит. Получается, что письма пишет она? О! Это замечательно. Получается, что мне нет нужды переживать за почерк, а еще выясняется, что прежняя Иса очень доверяла фрейлине, раз посвящала в свою корреспонденцию.