– Привет, – сказала она. – Я говорила с дедом, сейчас в городе. Увидимся?

– Приезжай к отелю, – решил я. – Посидим в ресторане.

В ресторане мы заняли отдельную кабинку. Даша разошлась и заказала коктейль. Мне писала Ева, но я отложил телефон – подождёт.

– Ну? – спросил я. – Что дед говорит?

Дашка сделала глоток из бокала.

– Он за. Дней через десять уже ляжет снег, сегодня по прогнозу уже всю ночь снегопад. Дед загорелся. У него там планов… и катания на санях, и чай из самоваров, и баня. Заскучал тут один. Соберёмся все близкие, тебя тоже приглашаем, с парой.

– Пара, – задумчиво сказал я, глядя на телефон, полный непрочитанных сообщений от Евы.

Даша вздохнула, меня поняв.

– Я целиком за тебя. Я помню тебя с тех пор, как ты был мелким противным мальчишкой. Я знаю, что тебе можно доверять. Но дед…у него итак было много принципов, а теперь, после восьмидесяти, стало еще больше.

– Думаешь, я ему не понравлюсь?

Я так переживал за этот факт, словно на смотрины шел. Хотя смотрины бы меня так не взволновали.

– Ты наверняка. И потом, ты внук его погибшего друга, это за тебя. Но твоя Ева…я конечно видела ее мельком, на чужой вечеринке и почти два года назад, но впечатление у меня так себе. Она красива, да, я тебя понимаю. Но дед старых устоев. Для него идеалом женщины всю жизнь была наша бабушка, и теперь так, несмотря на то, что ее нет уже почти двадцать лет.

Принесли блюда, немного отвлекая от разговора. В окна стучал снег напополам с дождём, я недовольно подумал о том, что к утру будет каток.

– Какой она была?

Даша улыбнулась, погружаясь в воспоминания.

– Она из тех, кто не нравится твоей маме, – еще раз улыбнулась она. – Рыжая в молодости. Смешливая. Никогда не стеснялась показаться глупой и не выносила высокомерие. Вечно что-то разбивала или теряла, потом мучительно искала, дед бранился, но любя. Они были идеальной парой, сильный он, она, позволяющая себе быть слабой рядом с ним. Но бабушка на самом деле была сильной, очень сильной. В конце восьмидесятых, когда все рушилось, именно она стала поддержкой деду, он рассказывал, что они как-то целый месяц ели дрянные макароны с рыбными консервами, бабушка ни слова ни сказала, еще и пыталась из этих двух ингредиентов новые блюда изобретать.

Я задумался. Полная противоположность Евы. Та всегда знала, что к чему и почём. Как она ест рыбные консервы я представить не мог. Она никак не годилась на то, чтобы покорять сердце деда.

– А фотографии есть? – спросил я.

Дашка покопалась в телефоне и нашла старую фотографию. На ней молодая женщина в цветастом платье смеялась запрокинув голову. Я привык к тому, что на фотографиях которым несколько десятков лет обычно чинно позируют и фото удивляло. Оно не передавало красок, но я мог представить рыжину ее волос и веснушек, которые были рассыпаны по щекам и худым плечам, мог представить яркость цветов на платье.

– Будет сложно, – сказал я. – И Ева меня убьет, если узнает, что я кем-то ее заменял, она уже свадьбу планирует.

Вспомнил о ее сообщениях, решил отвечу потом. Тут судьба моего проекта решается, Ева никуда не денется. Расплатившись по счету, а я всегда платил по счету, несмотря на то, что ресторан был моим, в отличие от Евы, мы поднялись и направились к выходу. Улица встретила морозом и льдом, темнотой, время близилось к восьми вечера. От автобусной остановки, подпрыгивая и подскальзываясь, к отелю неслось белое пятно.

– Здрасьте Максим Алексеич, – крикнуло белое пятно издалека.

Стажёрка, вздохнул я. Бесполезная. Надо бы уволить ее, пока отель не спалила. Даша закурила, я стоял рядом ожидая, стажёрка поравнялась с нами, поскользнулась и с громким грохотом рухнула нам прямо под ноги.