Тяпка снова замелькала в воздухе. Сосед неуклюже махал руками, пытаясь защититься, но в бабу Зину словно вселился великий и грозный боец, тяпка стала продолжением ее кулака, безошибочно попадая в цель.

На руках соседа множились истекающие красным зарубки. Острые уголки тяпки рассекали кожу, зубцы легко дырявили жирок и рвали мышцы, перестали слушаться перебитые мизинец и безымянный на левой руке. Несколько раз лезвие стесало шматки плоти возле локтей, обнажив кость. Кровь часто капала на кафель, добавляя ему хаотичной пестроты. Меткие удары перерубили сухожилия на запястьях. Запах крови приводил бабу Зину в восторг: ей казалось, что аромат справедливости должен быть именно таким.

Сосед визгливо матерился, верещал и охал, отступая вглубь квартиры. Улучив момент, баба Зина всадила зубцы ему в рот, продырявив щеку с языком. И метко пнула между ног, заставив соседа согнуться и упасть на пол.

– Отличный удар! – оценил Жириновский. – Кстати, как насчет подлить горяченького?

Он улизнул на кухню и быстро вернулся с густо исходящим паром электрочайником. Вручил его бабе Зине, ткнул пальцем в съежившегося соседа.

– Считаю, вялый он какой-то. Однозначно надо взбодрить!

– Взбодрим!

Баба Зина наклонила чайник и плеснула кипятка на живот соседу, пытающемся непослушными пальцами выдернуть тяпку изо рта. Сосед завыл, засучил ногами и баба Зина плеснула еще, побольше – в пах.

– Кто сказал, что вареные яйца полезны для здоровья? – назидательно изрек Жириновский. – Я сказал!

Глаза соседа вылезли из орбит так, что казалось, еще чуть-чуть – и они выскочат на пол. Жириновский восхищенно зааплодировал. Баба Зина засмеялась, наклонила чайник и щедро обдала кипятком лицо соседа, стараясь попасть в рот.

Сосед коротко булькнул горлом и потерял сознание.

«Какой нежный сорняк… – разочаровалась баба Зина. – Полить нельзя – сразу завял».

Жириновский задумчиво потер подбородок.

– Однозначно не хватает заключительного штриха!

Он протянул бабе Зине садовые ножницы, кивнул на член соседа.

– Полагаю, можно сразу под корень! С таким пипентием век коротать – только позориться!

Баба Зина взяла ножницы, пошире растолкала соседу ноги. Приставила ножницы к паху, с силой надавила вниз – чтобы захватить и откромсать побольше, а если получится – то все сразу. Из рассеченной кожи выступила кровь. Баба Зина вспомнила «Мерседес» возле подъезда, задорно улыбнулась.

«Любишь проход загораживать, полюби и без мудей хаживать!»

И решительно свела ручки ножниц.

***

– Дяденька, помогите пожалуйста!

Расслабленно идущий домой с халтуры Лихов обернулся. Сознание на миг будто бы раздвоилось: сначала он увидел высокого худощавого мужчину с жестким надменным лицом, поймал пронзительный, властный взгляд глубоко посаженных глаз. А потом на месте незнакомца очутилась девочка лет семи-восьми – худенькая и светловолосая, до одури похожая на его дочку – веснушчатую бойкую Дашку-кудряшку: и очень, очень испуганная.

Дашка была счастьем и путеводной звездой Лихова, особенно после того, как в прошлом году его бросила жена. С простым сантехником хрупкая душевная организация гениальной, пусть и непризнанной поэтессы не уживается, видите ли. И ребенок внимания требует, а временами еще и есть просит.

Лихов наклонился к девочке.

– Что случилось?

– Меня дяденьки пьяные трогали-и-и! – захныкала она. – За попу, а худой чуть трусики и платье не порвал! А толстый шею языком лизнул! Я еле убежала-а-а!

Перед глазами Лихова колыхнулся багровый туман. Воображение в темпе, детально и красочно изобразило паскудные рожи кучи ушлепков, с похотливым хихиканьем лапающих его Дашку.