– Привет, – говорю я.
– Привет, – откликается Тоби, не поднимая на меня глаз. Он ждет, что я просто уйду. Он всем своим видом демонстрирует, что очень занят. В последнее время даже рыжая все реже составляет ему компанию в его расследовании чего-то непонятного непонятно для чего. Но я тут, чтобы разобраться.
– Что это ты делаешь?
Я осторожно приближаюсь к нему. Тоби замечает – смотрит на меня, нахмурившись. Темные вьющиеся волосы, давно нуждающиеся в стрижке, падают ему на лицо. Он смахивает их.
– Тебе ведь все равно, – заявляет он. – Зачем тогда спрашивать?
– Почему ты так решил?
Тоби закатывает глаза. Этот жест он добавил в свой арсенал совсем недавно и использует по случаю и без. Тем самым он дает понять всем окружающим, как незначительно, ничтожно и бессмысленно все, что они ему говорят.
– Я знаю.
Вот и поговорили. Это повторяется раз, другой, третий. Он отмахивается от моей помощи с уроками. Он намеренно задерживается на занятиях, которые посещает один, без сестры, чтобы я ждал его в машине, или выскальзывает через другой выход и тащится домой один. Это запрещено, но нарушение правил доставляет Тоби изощренное, мстительное удовольствие.
Сегодня мне надоедает торчать в тачке и я иду внутрь, намереваясь вытащить его за шкирку. Но этому не суждено состояться: другие ребята говорят, что он давно ушел. В итоге я просто зря потратил время – время, которому знаю цену. Я выхожу из себя, но мне не на ком выместить злость, ведь Кристи на танцах с подружками, Тоби смылся, а рыжая… во имя примирения с братом я соблюдаю дистанцию и не лезу к ней, как бы ни было велико искушение. Случай у залива послужил мне уроком. Открытая конфронтация с несносной девчонкой – последнее, что мне стоит делать, если я хочу добиться расположения брата. Я не могу прямо здесь и сейчас резко проникнуться к ней теплыми чувствами, но хотя бы удерживаю свою неприязнь в рамках приличий. Еще немного работы над собой – и мне станет действительно плевать на нее. Настоящий прогресс.
Так мне кажется. Когда в этот злосчастный день я вижу ее вызывающе-яркую шевелюру на улице, меня так и подмывает нарушить собственные табу. Она одна. Тоби нет поблизости, чтобы засвидетельствовать мой срыв, и отчего-то я сомневаюсь, что девчонка побежит жаловаться. Я это не исключаю, но, по правде, этот вариант кажется мне нереалистичным. Она… еще та тихушница. Не потому, что немая, а потому что себе на уме. Она давно могла бы наябедничать отцу или мачехе, что я не очень-то ласково с ней обращаюсь, но до сих пор этого не сделала. И это невольно вызывает уважение.
Я паркуюсь и издалека наблюдаю за ней, прикидывая, стоит ли игра свеч. Но, как оказывается, не только мое внимание привлекает ее рыжая голова и одиночество, делающее ее беззащитной. Я замечаю девчонок из их класса и я предположил бы, что они подружки и сейчас просто пойдут дальше вместе, но они преграждают ей дорогу. Вероятно, они тоже долго выгадывали момент, когда она окажется без защиты Тоби. С ним никто связываться не хотел. Он – добрый и чуткий малый, но в случае необходимости за словом в карман не лезет. Пару раз мы с отцом уже забирали его из кабинета директора после инициированных им потасовок. Для Тоби все обошлось – он признался, что полез в драку из-за того, что кто-то смел говорить плохое о маме. А до того он как-то подрался из-за антисемитских высказываний в адрес нашей семьи. Понятное дело, что гнев отца тут же схлынул, раз Тоби защищался, отстаивая то, что ему дорого. Но лучше бы он, конечно, не дрался, а избрал другой способ поставить обидчиков на место.