Галя подняла на нее абсолютно пустые глаза и согласилась.

Девушку исключили из комсомола и «срезали» золотую медаль, Лариска получила свою вызубренную серебряную и усиленно готовилась к поступлению в педагогический. Замахнулась на столицу, считая, что только там достойный профессорский состав. И вообще там все лучше: есть метро, скоростные трамваи и высотные дома. Литературные музеи. Театры. Вечерние огни.

В Гале, напротив, что-то сломалось. Девушка разобиделась на несправедливый мир, всем назло отнесла документы в бурсу и начала осваивать профессию столяра-станочника наравне с деревенскими ребятами. Те смачно плевались и курили «Приму». Пахли потом, перегноем и одеколоном «Турнир». Особо не выбирали выражений и не спешили читать Аксенова. Смотреть «Не все коту масленица» или «Дядюшкин сон» в Театре русской драмы. А зачем? Все равно всю жизнь стоять с рубанком, ножовкой и топором.

Математику у них преподавал Михаил Васильевич по прозвищу Фрунзе. Настоящий самодур с перекошенным лицом вследствие инсульта. Мужчина буксовал в преподаваемом предмете и ненавидел детей – всех, кто имел симметричные глаза и губы, а еще молодость, красоту и здоровье. Галя оказалась в числе его личных «врагов». Она лучше всех знала предмет, имела живой ум, нестандартное мышление и этим еще больше выводила из себя. Стоило девушке хоть на секунду замешкаться с ответом, орал: «Что ты о себе возомнила, красавица? Предмет нужно учить, а не елозить губы помадой». Галя расстраивалась и теряла минусы. Тот ликовал. Чихвостил. Ставил двойки.

Зато на практических занятиях ученица блистала. Обладая врожденным художественным вкусом и творческой фантазией, делала фигурные подсвечники, стулья и полки с особым изяществом и радостью. Талантливо работала с буком, отмечая его структуру и приятный красно-розовый цвет, и со временем о ней стали поговаривать, как о девушке с мужским мозгом.

Из училища Галя возвращалась около трех. Привычно хваталась за пылесос и ветошь. Чистила содой закопченные кастрюли. Лишь раз заикнулась о несправедливости Фрунзе, но наткнулась на стену непонимания. Отец, «выкушав» обязательные вечерние сто граммов, засунул в рот четвертину луковицы и хрюкнул: «Учителю виднее. Значит, заслужила свои неуды». Мама, испачканная супом с головы до ног, ничего не поняла. Она беспокоилась о Леночке, так как та всю зиму болела, сильно потеряв в весе. И только баба Фима проявила участие, посоветовав сходить в церковь.

После ужина Галя привычно собирала грязную посуду, мыла, вытирала, расставляла в шкафу. Затем садилась за учебники и подолгу смотрела в окно. В темном квадрате несинхронно мигал фонарь и выла чья-то собака, задирая голову на костлявой шее. Снег густел, будто в него подмешали картофельный крахмал, и падало навзничь небо. Девушка сидела до одиннадцати, считая фонарные позывные, а потом захлопывала нетронутый учебник и отправлялась спать.

По ночам в их доме часто горел свет. У Леночки держалась высокая температура, и в квартире пахло уксусом, водкой и квашеной капустой. Кислые компрессы ставили на лоб, мостили куда-то в пах и изгибы локтей. Под утро, когда жар наконец спадал, родители отчаянно ругались на кухне. Отец в чем-то обвинял мать. Мама нападала на отца. Каждый пытался дать выход своей многолетней усталости.

Весна решительно запаздывала, соря снегом, окрошкой льда, сваренными вкрутую лужами. Март, весь какой-то вялый и простуженный, слонялся без особого дела. Тусклое солнце напоминало дешевую подделку желтого сапфира. Точно также выглядели джинсы с фальшивым лейблом, несколько часов кипятившиеся в ведре. Люди поголовно болели, поспешив облачиться в демисезонные боты и пальто. Кашель стоял в метро, в очередях за «Докторской» колбасой и в поездах дальнего следования. Все время хотелось есть, спать и плакать.