– Лёша, как ты себя чувствуешь? Есть хочешь?

– Не то слово!

– Ну, пойдём на кухню, покормлю. Только давай сначала укол поставлю, не стала утром ставить, будить тебя, сон – лучшее лекарство. А тебя, наверное, малышня разбудила?

– Да всё нормально, сколько можно спать. Укол обязательно? Может, уже не надо?

– Боишься? – смотрит на меня с такой лукавой улыбкой, что хочется шлёпнуть её по заднице, чтоб не задавалась.

Не знаю, сколько ей лет, но выглядит она пигалица пигалицей. Не женщиной, родившей трёх детей, а девчонкой, играющей роль мамы. Пигалица не пигалица, а как минимум трое мужчин у неё уже было. И это никак не укладывалось в голове, не вязалось с её образом. Да, она бесспорно очень красивая. И желающие затащить её в постель, конечно же, нашлись. Но представить её в этой ипостаси я никак не мог, да и неприятно мне было так про неё думать – слишком уж чистой и какой-то по детски невинной она выглядела.

– Можешь не ложится, просто немного приспусти штаны, – деловито распоряжаться она, набирая лекарство в шприц. – Потерпи, немного будет больно. Как нога?

– Да нормально. Можно вопрос?

– Ну, конечно!

– А подгузники мне кто менял?

– Тебя волнует, видела ли я тебя голым? – нахмурилась, злится, и румянец проступил. – После того, что ты мог замёрзнуть в лесу или остаться без рук, тебя волнует, кто менял подгузники? Если это так важно для тебя, мы делали это с Максом вдвоём. По одному мы бы с тобой не справились, тебя слишком много и ты очень тяжёлый.

– Извини, – беру в её маленькую, игрушечную ладошку в свои, – ну, правда, затупил. Не злись, хорошо, мама Фая?

Улыбается, а мне сразу дышать легче стало. Правда, что я за идиот. Вообще непонятно, как они меня в дом затащили. Интересно посмотреть, что там за Макс, что смог меня тащить на себе. Фаю я исключаю сразу с её игрушечными ручками.

– Чем кормить будешь, мама Фая? – тоже улыбаюсь в ответ, потирая место укола.

– Да тебе же сейчас кроме куриного бульона и нельзя ничего.

– Один бульон? – издевается что ли? – Может, хоть с хлебушком?

– Не переживай, накормлю, голодным не будешь.

Пока она суетится по кухне, с удовольствием разглядываю её. Вчера мне в свете ночник она казалась чересчур какой-то воздушной и ужасно хрупкой, как фарфоровая статуэтка. Сегодня я вижу, что фигурка у неё очень ладная, со всеми нужным плавными изгибами. И удивительной мягкости глаза. Я знаю это ощущение мягкости, когда ступаешь по лесу, нога утопает во мху. Когда наши взгляды встречаются, я так же мягко проваливаюсь в глубину её темно-зелёных глаз. Нереальные ощущения. Боюсь, если долго буду смотреть ей в глаза, то утону там навсегда. И откуда только во мне столько сентиментальности, чёрт его знает!

– Лёша, Иванычу мы позвонили, сказали, что ты здесь и уже пришёл в себя. Он сказал, что нашёл твоё ружьё.

– Да уж, отлично поохотился, что и говорить! Ружьё потерял, телефон, документы – потерял, ногу подвернул, сам чуть не замёрз. Как со мной это могло произойти, не представляю! Я же и зимой, и летом сюда к Иванычу приезжаю, столько по лесу побродил, даже подумать не мог, что могу так попасть.

– Всякое случается!

– Помню, как ногу подвернул, пошёл обратно, а тут пурга какая-то, снег, видимо, с пути сбился. Ещё помню, в какой-то овраг свалился, пытался выбраться, телефон, помню, доставал, и всё, дальше как накрыло, ни помню ни хрена.

– Из оврага ты всё же вылез, но ногу, видимо, так сильно повредил, что идти уже не мог. От оврага, где Макс нашёл телефон и документы, где-то с километр. В сено бы зарылся, согрелся бы, но, видимо, отключился.

– Фая, тебе сколько лет?