Семечка нехотя вернулась на свое место.
– Та, можно подумать!
У Бронштейна были претензии иного рода:
– Что значит «поехали»? А мы?
– Вот об этом я и хотел поговорить, – Прорвиська выдернул пару бумажных салфеток и тщательно вытер губы. – У Кукумбаева деньги есть и вернуть их можно, хотя и сложно. Но, во-первых, пока неизвестно во сколько нам обойдутся услуги адвокатов. А во-вторых, – председатель замялся. – Есть один нюанс.
Теперь уже и остальные напряглись.
– Да говорите уже!
– Кукумбаев скрывается в Полинезии, в небольшом островном государстве, где нехорошие люди прячут свои капиталы.
– И что?
– А то. У них существует закон, что одному конкретному человеку в каждый отрезок времени можно предъявить только один иск. Невозможно предъявить несколько исков одновременно.
Присутствующие непонимающе переглянулись.
– Ну и?
– Сначала к рассмотрению принимают иск первого пострадавшего, рассматривают, выносят вердикт и только затем берут следующий.
Из самого дальнего угла послышался чей-то недовольный голос.
– Но почему так сложно?
– Вы меня спрашиваете? Я просто констатирую: кто первым иск подаст, тот первый деньги и получит.
– Минуточку, – Балык свел к переносице свои роскошные брови, – Хотите сказать, что убыток смогут компенсировать только нескольким семьям?
– Нескольким – это в лучшем случае. Если первый жалобщик сможет доказать, что потерял от потери дома не только деньги, но и здоровье, то вся сумма может достаться ему.
– Одному?!
Прорвиська выпил еще стакан газировки, присел и кивнул утвердительно:
– Одному.
– А… остальные?
На этот раз дирижер лишь молча пожал плечами, мол, я здесь точно ни при чем.
И тут товарищество взорвалось:
– Да как же так?! Пострадали все, а компенсацию получит только один?
– Хорошенькое дело, кто-то получит виллу на берегу океана, а нас бульдозером раскатают?..
– Это несправедливо!..
Прорвиська снова призвал к тишине.
– Спокойно, товарищи. Существует несколько вариантов возврата денег. Первое: мы вчиняем Кукумбаеву иск от имени кого-то одного и всё, что удастся получить делим поровну…
Эльвира Балык распахнула изумленные глаза.
– Как это поровну?! Участки у всех разные, да и за дома мы платили разные деньги. Вон, Бронштейны, сколотили какую-то халупку из соломы и палок, а у нас каменный дом в два с половиной этажа. И что, они компенсацию наравне с нами получать будут? Это не справедливо.
Фима Бронштейн сложил губы уточкой, словно передразнивая пышноротую меццо-сопрано:
– Почем же не справедливо? – елейным голосом пропел скрипач. – Речь не только о материальных потерях, но и моральных. Лично нас, в очередной раз лишили родины, пусть даже малой, а это дорогого стоит.
– Да-аа? – ресницы-опахала снова недовольно затрепетали. – Вы две тысячи лет жили вообще без родины. И надо заметить не так уж и плохо.
Вековая грусть еврейского народа сменилась не менее обширным негодованием:
– Что вы этим хотите сказать?! Что мы еще две тысячи лет должны скитаться?
Эльвира пожала могучими плечами:
– Делайте, что хотите. Только ваша хибара не стоит и десятой доли нашего дома.
Жена Фимы, Фира Самуиловна, тихая неброская женщина в теплой шали, решительно поддержала супруга:
– Умные люди сначала присматриваются, затем обживаются, и только потом затевают капитальное строительство.
– Вы на что намекаете?
– На то, что мы страдаем ровно на те же деньги, что и вы.
– Хватит! – цыкнул на женщин валторнист Обметкин. – Идите обе страдать в сад. А я хочу понять, что конкретно мы должны сделать, чтобы вернуть деньги? Леопольд Григорьевич, можно как-то поконкретнее?
– Можно. Я же сказал: вариантов два. Первое, это отправить делегата от имени всего кооператива…