Открылась дверь, вошел дежурный по штабу, протянул пакет из серой плотной бумаги, изрядно замызганный и помятый.
– Товарищ командир, это вам, – как-то неуверенно произнес дежурный.
Голиков взял пакет. Крупным почерком на нем было выведено: «Пиридать Голекову срочна». Комбат надорвал конверт. На тонком листе по-писарски изящно и совершенно грамотно было выведено:
Не серчай, что малость пошутковал с тобой и застает тебя побегать по матушке-тайге. Ты еще молодой, тебе это пользительно для здоровья.
Вообще хочу сказать, что ссориться нам с тобой нечего. И потому приезжай погостить. Самогон, я знаю, ты не пьешь. Так у меня «Смирновская» есть. С честью встречу – с честью провожу. А не сможешь приехать – так и быть, ящичек подброшу. Кто ни есть передаст.
Остаюсь уважающий тебя
Иван Соловьев.
Подписано послание было той же рукой, что и адрес на конверте.
– Откуда письмо? – резко спросил Голиков у дежурного.
– Принес незнакомый мужик, сказал, что нашел возле многолавки.
– Приведите его.
– А его нет. Он отдал и ушел. Это было с полчаса назад. Вы парились. Часовой не думал, что письмо спешное, – стал оправдываться дежурный по штабу.
– Это был случайный человек, – заступился Мотыгин. – Через случайных людей Соловьев рассылал и ультиматумы в сельсоветы. Но если мужик получает такой пакет, он боится ослушаться. – Мотыгин взял листок из рук командира и теперь уже внимательно перечитал его. – Серьезное письмо, – заметил взводный, кладя листок перед собой. – Соловьев Касьянову тоже подбрасывал, но тому все больше грозил. А вам вроде оказывает почет. Значит, увидел, что нет в вас страха, и вроде как предлагает свою дружбу.
После ухода Мотыгина Голиков направился к себе в кабинет. Здесь он швырнул письмо на стол, запер ключом дверь и опустился в жесткое полукресло. Еще час назад он был доволен тем, что Мотыгин и бойцы увидели в нем не робкого командира.
и вот оказалось, что Соловьев с Родионовым его просто дурачили. Они играли с ним, Голиковым, как кошка играет с мышкой, если кошка сыта и может позволить себе подобную роскошь.
Таким мышонком, только в тайге и во главе отряда, был он, Аркадий Голиков, недавно еще командир полка, а ныне командир отдельного батальона.
Разорение Ново-Покровского, многочисленные следы, будто бы случайно оставленные в лесу, костер из хлеба и прирезанных лошадей – все это было бандитской шуточкой. Иван Соловьев устроил новому командиру проверку, а заодно показал, кто в здешних местах хозяин. После этого с высоты «императорского трона» Соловьев и предложил свое настораживающее благорасположение.
«Допустим, я даю согласие, и мы встречаемся, – думал Голиков. – Что я могу ему предложить: чтобы он вышел из тайги и сложил оружие? Но Соловьев расхохочется мне в лицо. Он понимает, что сегодня я ничего с ним поделать не могу. Тогда для чего он меня зовет: чтобы я пошел к нему в банду? Но в тайге я Соловьеву не нужен, хотя ему и было бы лестно, если бы я поступил в его «горно-партизанский отряд». Видимо, во время выпивки он собирается мне предложить, чтобы я ему «помогал», то есть стал бы еще одним агентом Астанаева… Но обожди, – сказал себе Голиков, – Мотыгин вспомнил, что Соловьев подбрасывал письма и раньше. Вероятно, его люди следят, чтобы пакет попал по назначению. А если я подброшу письмо Соловьеву? Ведь кто-то его подберет? Кто?!»
Голиков взял лист бумаги и написал своим крупным полудетским почерком:
Спасибо за приглашение. Я водку-то и свою не пью, а Вашу и вовсе пить не стану. Я лучше из Июса напьюсь.
Арк. Голиков.
Он сразу повеселел, надел китель, отпер дверь и попросил дежурного разыскать Мотыгина. Комвзвода, запыхавшись, прибежал через несколько минут. Аркадий Петрович протянул ему пакет, на котором было выведено: «Командиру белого горнопартизанского отряда И. Н. Соловьеву. Срочно».