И тут произошло нечто неожиданное. С тыла на его людей набросились откуда-то взявшиеся пять воинов – они не были «белыми», но принадлежали, видимо, к той же кампании. Вновь прибывшие сражались кривыми саблями, их ярость была столь стремительна, что несколько десятков погромщиков полегли за минуту. От огромной толпы в семьсот человек уже ничего не осталось.

Паранд в оцепенении замер с обнажённым клинком, уже не присоединяясь к схватке. Всё было кончено. Добивали последних его людей. И тут он почувствовал укол в спину. Вяло обернувшись, он увидел откуда-то взявшегося ещё одного «белого». Одежда его была чиста и не запятнана кровью. Меч тоже чистый. «Он сегодня не сражался», – это было последнее, что в своей жизни подумал Паранд, повалившись на землю с раскроенным черепом.

***

С самого начала боя Андрей ничего не помнил. Позднее, напрягая память, он смог извлечь из неё лишь какие-то отрывочные образы: искажённые страхом и ненавистью лица, вкус крови на губах, отлетающие в сторону отрубленные руки и… ощущение лёгкости. Орудовать тяжеленным мечём было удивительно легко, казалось, что меч управляет им, ведёт в гущу врагов. Меч словно стал не только невесом, но и разумен. Когда бой закончился, он едва держался на ногах, но сам этого не осознавал, ему казалось, что он может ещё горы своротить. Если бы бой продлился ещё минут 15, он просто упал бы без чувств.

Потом рассказали, как он, шатаясь подошёл к командору и затараторил:

– Мессир… надо срочно атаковать соседние кварталы… там ещё много этих изуверов… их надо уничтожить… всех до единого, – лицо его было искажено до неузнаваемости.

– Андрей, вложи меч в ножны, – спокойно сказал Дмитрий.

– Нет, нет, мессир… рановато… бой не закончен… разве вы не понимаете?

Дмитрий понял, что его друг не в себе, он медленно и осторожно взял его за руку, в которой Андрей сжимал меч, и попытался разжать пальцы, сомкнутые на рукоятке. Пальцы не разжимались, хотя Андрей не сопротивлялся. Он перестал бормотать и с удивлением смотрел то на командора, то на собственную руку. Князев понял, что сведённые судорогой пальцы легче сломать, чем разжать. Он бросил, ни к кому не обращаясь:

– Дайте медицинский спирт.

Извлекли откуда-то пузырёк, налили в походный стаканчик.

– Выпей, – громко и отчётливо скомандовал Князев, пристально глядя Сиверцеву в глаза.

– Это водка? – скривился Андрей.

– Стал бы я предлагать русскому офицеру водку. Это чистый спирт.

Андрей усмехнулся и залпом выпил. Через минуту он весь обмяк, меч сам выпал из руки, он сел на землю и снова начал бормотать:

– Вы не понимаете… бой не закончен…

Семьсот человек были вырезаны поголовно. Командор окинул взглядом улицу, заваленную трупами, и прошептал:

– Мы не хотели этого.

***

В лесу хоронили павших – Али и сержанта-моряка. Али похоронили по-тамплиерски, завёрнутым в белый плащ, лицом вниз. Князев сказал над его могилой:

– Это был очень чистый и возвышенный юноша. Мне кажется, в своём последним бою он уже был христианином. До встречи, Али.

Брат Жан сказал над могилой сержанта:

– Он был настоящим тамплиером. Мечтал стать рыцарем. Убеждён, что его мечта сбылась. Он стал рыцарем.

Неподалёку сложили костёр. Аккуратно положили на него окровавленные лохмотья своих белых плащей и некоторое время сидели молча вокруг костра. Никто не хотел говорить. Лица у всех были мрачные и сосредоточенные. Наконец Князев выдавил из себя, обращаясь к командиру пятёрки тигров, которые прибыли в последний момент боя:

– Вы спасли нам жизнь.

– Если бы мы прибыли вовремя, вашу жизнь не пришлось бы спасать. Мы очень виноваты.