– Нет! Стой! – громко произнесла она. Ее глаза наполнились ужасом. Она так резко отвернула лицо так, что ее длинные волосы скрыли от меня всю палитру ее страдания.

– НЕ надо! не надо! не надо!! – повторяла она. Я отстранился, дав ей перевернуться на правый бок. Она снова плакала. Я чувствовал, как ее боль тянется через всю кровать ко мне. Это были кровоточащие вены. Они выглядели, как ветки диких деревьев. С треском эта боль приближалась все ко мне ближе и ближе. С каждым всхлипом, который издавала Лиза, растение поступательно росло. Алые листья стали щекотать пальцы моих ног. Я испуганно вжался в холодную твердь стены. Ярко-красные ветки стали обвивать мои ноги, живот, приближались к моей груди. Кровоточащие вены обвивали мое тело. Я не знал, что делать. Я был уверен, что руками смогу разорвать их. Но что, же тогда случится с Лизой? Останется ли она жива, останется ли она в здравом рассудке.

– Пожалуйста, обними меня, – услышал я.

Стараясь не повредить окутавшее меня растение, я лег рядом с Лизой. Левой рукой обнял ее и аккуратно стал прижимать к себе, пока не почувствовал, как ее хрупкие лопатки не уткнулись в мое тело. Лиза облегченно вздохнула. Вены стали распутываться. Ее дыхание становилось все более и более спокойным, пока не нормализовалось окончательно. Постепенно мой торс и мои ноги освободились от причудливых веток. Тогда я тоже смог сделать глубокий выдох и насладиться окутавшим нас спокойствием.

– Ты прости меня, – начала она.

– Все в порядке…

– Нет, не в порядке, – как обиженный ребенок, сказала она и повернулась ко мне лицом.

– Правда, все хорошо.

– Ты знаешь, это ведь не просто так. Дело в том, что…

– Что?

– Я… – она сделала большую паузу, наполнила свои легкие воздухом и на выдохе произнесла, – могла стать мамой.

– Ты боялась, что…

– Нет, просто две недели назад мне пришлось кое-что сделать, чтобы у меня не родился малыш.

Слово «аборт» из нас никто не решался произнести. В этом было что-то уничижительное, официозное и совершенно не согласовавшееся со спектром человеческих переживаний.

Наверное, некоторые это произносят как раз для того, чтобы не погружаться в омут рефлексии.

– Я тогда не знала, что делать. Мы с сестрой живем одни. Положиться было не на кого.

– А он?

– А он просто сделал вид, что меня не знает. С этого момента все изменилось.

– И ты…

– Да, я решилась. На какое-то время я представила, что это все происходит не со мной. От этого было все-таки легче… После всего в тот день мы с сестрой вернулись сюда. Ей нужно было идти на работу, а я осталась дома одна, – ее голос дрожал, – я была на грани. Эти стены… Не смотри на них. Днем они выглядят еще хуже. Никогда не смотри на них.

– Ты решила, что я тот, кто поможет тебе забыться?

– Не знаю, наверное, – она грустно улыбнулась. – Первые дни в школе были сущим адом.

Я молча наблюдал за ее лицом. Черные следы от потекшей косметики застыли холодным узором.

– А потом ты появился… ты.

– Не помню…

– Конечно не помнишь! – чуть смеясь, произнесла она. – Ты там стоял и что-то рассказывал на сцене в актовом зале. А я, как увидела тебя, так и замерла.

– Тебе было неинтересно слушать про арт-программирование? – попытался пошутить я.

– Дурак!

Неожиданно зазвучал сигнал моего коммуникатора.

– Мне нужно…

– Да, иди, конечно, но возвращайся, мне сейчас действительно холодно. Возвращайся быстрее.

Я вылез из-под одеяла и босыми ногами прошел в прихожую, где на полу валялось мое пальто. Коммуникатор требовал к себе внимания. Его противный звук – его достоинство. Перепрограммировать нельзя, но оно и к лучшему. Такой звук невозможно проигнорировать. Нащупав в источник сигнала, я молниеносно вытащил его наружу. Прихожую залил свет от дисплея. Обычное сообщение-напоминание о том, что надо ехать домой. Я погрустнел. Мне не хотелось думать о том, что ждет меня дома, но и не думать об это я тоже не мог. Вздохнув, я обернулся, чтобы возвратиться назад в объятия Лизы. Я медленно переступал брошенную на полу одежду. Как только я появился в комнате, загорелся яркий свет. Он сильно слепил глаза. Я машинально закрыл обеими руками свое лицо.