Опять же это был не вопрос, а так, реплика, на которую я незамедлительно среагировала:

– А чем девушки хуже парней? Ты думаешь, мы только губы красить умеем и носы пудрить? Если хочешь знать, макияж – это самое дурацкое на свете занятие!

– Да, – заметил он, мельком глянув на меня, – я вижу, косметикой ты почти не пользуешься.

– Не вижу смысла. Да и время терять жаль.

– Но все-таки почему ты начала заниматься самбо?

Я подумала, что таким и должен быть настоящий журналист. Приставать к человеку с нудными вопросами каждый сумеет. А ты попробуй разговори его, пробей на откровенность. Вот и меня этот неуклюжий смешной мальчишка чуть было не заставил рассказать правду.

Самбо появилось в моей жизни не случайно. В детстве я была не только некрасивая, но еще и полная, меня наперебой дразнили толстухой, жиртрестом и прочими обидными прозвищами. Давать сдачи я не умела: я и передвигалась-то с трудом, пыхтя и тяжело дыша. Наконец терпение лопнуло, и я сама пришла в секцию самбо. Тренер (не Палыч, другой) посмотрел на меня и сказал:

– Девочка, может, тебе для начала на аэробику походить? Сбросишь килограммов двадцать, тогда милости прошу.

Но я сказала как отрезала:

– Нет. Хочу заниматься борьбой. Если не возьмете на самбо, пойду записываться на дзюдо.

И меня взяли.

В секции надо мной смеялись, но эти насмешки только подхлестывали меня. Я занималась как заведенная и сама не заметила, как из бесформенной толстухи превратилась в жилистую подтянутую спортсменку. Мне сначала было действительно все равно, какой борьбой заниматься – дзюдо, карате, айкидо, – лишь бы эти навыки помогли мне обрести нормальную физическую форму и позволили бы давать отпор всякому, кто вздумает меня обидеть. Но со временем я поняла, что не ошиблась в выборе. Самбо – это мое. Я влюбилась в него навеки и даже теперь, спустя три года, тренировалась с радостью и упоением, как в самый первый день.

Все это было слишком личным, чтобы рассказывать первому встречному. Олег, может, и хороший журналист, но кто он мне? Я знать его не знаю, мы встретились в первый и, возможно, в последний раз. Поэтому я не стала откровенничать и в ответ на его вопрос о причинах, побудивших меня заняться самбо, сказала то, что говорила всем остальным: что папа у меня – бывший боец спецназа, хотел, чтобы и дочка могла постоять за себя.

Это не было такой уж неправдой. Папа в самом деле служил в специальном подразделении. О таких, как он, редко пишут в газетах, и то – никогда не называют по именам, а на фотографиях они сплошь в масках, закрывающих лица. Таков порядок. Во время одной сложной и опасной операции он получил тяжелое ранение, с тех пор сильно хромает. О службе пришлось забыть, ему оформили пенсию по инвалидности, и сейчас он занимается тем, что ремонтирует телевизоры и прочую бытовую технику. Но к моему рассказу о самбо это уже никак не относится.

Я не собиралась тащить Олега домой и постаралась избавиться от него на подходе к моему двору. К счастью, интервью было закончено, и он сам понял, что пора прощаться.

– Спасибо, – сказал он.

– Не за что, – ответила я. – А когда можно будет почитать?

– Статья выйдет, скорее всего, на следующей неделе. Но если хочешь, я пришлю тебе текст, как только напишу. Вычитаешь, поправишь, если что не так…

– Зачем? – отказалась я. – У тебя и так все хорошо получится, я уверена.

– Как хочешь. Да, чуть не забыл! Мне нужно твое фото. Если ты не против, можно сделать прямо сейчас.

Я думала, у него где-то припрятан фотоаппарат, но, к моему удивлению, он щелкнул меня с помощью все той же авторучки-диктофона, которую держал в руках. Там, оказывается, имелся еще и миниатюрный объектив.