К дверям как сирота прижался,
Смотря с тоской ему вослед.
С ним словно навсегда прощался…
На очень много-много лет.
И лишь когда исчез из виду
Глазам знакомый силуэт,
Пес стал скулить не от обиды,
А от того, что рядом нет
Того, кто всех ему дороже,
Кто здесь оставил под дождем.
Не видел пес машин, прохожих,
Что с грустью говорят о нем,
Ни рыжего кота, что рядом
Прокрался тихо словно мышь.
А дождь сменился мелким градом,
Но никуда не убежишь.
Команду дал хозяин строго.
Пес был послушен, как всегда.
Он ждет его уже так долго!
Рекою с козырька вода…
Бесхвостое счастье
Андрей Иванов
Мой самый верный друг, садись со мной за стол.
Пока хозяйка нас с тобою не прогонит.
Мне слышен сердца стук… И что тебе футбол?
Когда тебя ко сну, дружище, клонит.
Плевать на точный пас, и на красивый гол,
Покушать бы… Поспать бы… И побегать.
Ты в профиль и в анфас позировать готов.
За то, чтобы со мною пообедать.
А если ужинать… Ты б съесть, наверно, смог
Да хоть две порции… Да это, как за здрасьте.
Люблю тебя, мой маленький бульдог!
Бесхвостое курносенькое счастье…
Собачья верность
Ринат Камалиев
Одряхлевшая собака
Цвета грязного песка
Кость грызет за грязным баком,
А в глазах ее – тоска.
С инстинктивною тревогой
Озирается вокруг —
Натерпелась, видно, много
Унижений и разлук.
Но притом и благодарность
Сохраняется в глазах:
На полоске тротуара
Сжавшись в беспросветный страх,
Все ж хвостом седым виляет,
Лапу людям подает
И встречает робким лаем
У решетчатых ворот.
Лишь калитку отворяют,
Юрк за бак свой жестяной —
Приучили негодяи
Забиваться, как дрянной,
Почки, легкие отбили,
Только верность не смогли…
Горемыка, простофиля —
Черствым людям костыли!
По осеннему парку…
Елизавета Клейн
По осеннему парку вдоль стылой реки
Возвращаясь под вечер устало,
Вспоминаю, как бабочки были легки,
Как ложилось жары одеяло.
Город мерзнет, по небу ползут облака,
Видно, тоже простужены малость.
На дорожке играют четыре щенка,
Замышляют какую-то шалость.
А один, чуть поодаль – пятнистый малыш —
Мячик теннисный держит зубами
И рычит на него, в золотистую тишь
Шар лимонный с собой увлекая.
Он роняет его и хватает опять,
Зарывает в шуршащие листья,
Чтобы снова листву раскидать, разбросать,
Красться медленно, поступью рысьей.
Я смотрю на желтеющий мяч, на щенка
(Белый в пятнышках, ушки из плюша),
И сквозь грустные, серенькие облака
Солнце лучиком воздух утюжит.
Улыбается город, от кариатид
До атлантов, что держат балконы
А щенок мне всем видом своим говорит,
Что и в осень быть можно влюбленным.
Совесть
Наталья Колмогорова
Август тлел.
Лениво выгорал
желтый лес,
а ветер множил листья
на траве,
свернувшейся по-лисьи,
в самой чаще, темной и сырой.
Мы шагали по тропе грибной,
сыпал дождь, холодный и осенний…
Под косматой треугольной елью
вдруг наткнулись, походя, беспечно,
на живую «совесть» человечью —
шестерых испуганных щенят.
Захлебнулся лаем синий бор!
Человек не поумнел с тех пор,
как его заботливые руки
первый выводок
от прирученной суки
облизнул шершавым языком.
Мы сгребаем шестерых в мешок.
Совесть взводит спусковой курок…
Мы несем домой свою находку,
машет лапой ель,
и дождик робкий
вслед за нами
тихо семенит…
Наша Совесть
больше не скулит.
В мире животных
Наталья Колмогорова
Крепчает ветер. И мороз крепчает.
Скрипит калитки мерзлая жестянка,
А в будке пес тихонько замерзает,
И никому его сейчас не жалко.
Хозяин спит, блаженствуя в постели,
И видит сны, окутанные негой,
А пес скулит негромко, еле-еле,
Вмерзая брюхом в белый саван снега.
Цепь коротка, не раскусить зубами,
Не спрятаться, не лечь хотя б под дверью…
Четвероногих, прирученных нами,
Не цепи держат – крепкое доверье!
Мороз крепчает. На бесшумных лапах