Перехватив палку у Торвальда, Олинн аккуратно отодвинула ветви над головой монаха. И сразу стало понятно, почему он лежит тут в беспамятстве. Спутанные чёрные волосы и борода мужчины тоже пропитались кровью, по его щеке от виска вниз шла глубокая рваная рана, будто мечом прошлись или топором, а может, и того хуже, чем-то с зубьями. А может, даже когтями…

И, кажется, монах уже перестал дышать.

− Надо ему помочь… – пробормотала Олинн, отбрасывая палку и наклоняясь к мужчине.

− Чем помочь-то? Разве что столкнуть в болото. И то будет милость, чтобы вороньё его не расклевало.

− В болото? Торвальд! Как ты можешь! Он, может, жив ещё! – воскликнула Олинн, разглядывая раненого.

− Ну, так и быстрее подохнет, − ответил Торвальд невозмутимо, но когда Олинн присела рядом с мужчиной, собираясь проверить, жив ли он, то воскликнул, перехватывая топор поудобнее: − Эй, эй! Пичужка! Не трогай его!

− Да что он сделает-то? Он же не дышит почти!

Монах не может быть опасным. Всё-таки божий человек. Божьи люди никого в Олруде не трогали.

Хотя теперь, когда она рассмотрела его вблизи, он показался ей поистине огромным. Торвальд-то не маленький, выше него во всей крепости лишь кузнец Ликор, да  только этот монах будет побольше даже замкового кузнеца. А уж рядом с ней он, наверное, покажется и вовсе великаном!

Олинн придвинулась ближе, опустилась на колено и осторожно приложила ладонь к шее мужчины.

− Он жив! – воскликнула почему-то полушёпотом, услышав под кожей слабое биение сердца.

Глянула вверх и увидела на камне, чуть выше по склону, следы крови.

Может, мужчина оступился и упал вниз с каменной гряды? Вот голову и расшиб. Да только что он здесь вообще забыл? И как попал на эту тропку?

С тех пор, как сюда, на Великие болота Эль, через Перешеек пришла война, южан тут не жалуют. А уж божьих людей и вовсе.

Олинн вскочила.

И что с ним теперь делать?

Если решать умом, то Торвальд прав – бросить его здесь. Божьи люди – враги, и в болоте ему самое место.

Но если решать сердцем… Оставят его здесь – он, ясное дело, умрёт. Но ведь теперь, когда они его нашли, получается, что Олинн стала его аэсмэ* − ответственной за судьбу. Бросит его умирать, а потом в Небесных чертогах ей это припомнится. Ведь бросить умирающего — всё равно, что самой убить. А убить не в бою — значит обречь на вечные скитания в холоде Тёмных долин, и не ей решать, заслужил ли он это.

− Жив, да толку-то? – пожал плечами Торвальд, снова трогая монаха носком сапога. – Видать, всё равно недолго ему осталось.

− Надо отвезти его в замок.

— В замок? – недоверчиво переспросил Торвальд. – Ну, это нужна телега, а она сюда не пройдёт. Да и помрёт он по дороге, только возня почём зря и выйдет.

— Или нет, в замок не надо! Лучше в избушку к Тильде! Мы недалеко ещё отъехали. Она его и вылечит, — Олинн вскочила и отряхнула руки.

− Это ещё зачем? Пусть бы тут и подох, − буркнул Торвальд. – Зачем нам его тащить да спасать?

− А затем. Видишь его? Это — Хравн*, − Олинн указала на ворона, который всё ещё сидел на ветке. – Это он привел нас к нему. Он указал на это место.

Торвальд посмотрел на птицу, и ворон каркнул напоследок, словно напутствуя, взмахнул крыльями и, тяжело взлетев с ветки, исчез за деревьями.

− О, Нидхёгг! – Торвальд в сердцах сплюнул. – Повезло же, а?! Ещё бы я святошу не спасал!

Но Хравн – священный ворон. И раз уж он привёл их сюда, видать, на то воля Луноликой Моор−Бар*. А с божественной волей не поспоришь.

Олинн оглянулась. И как им отвезти раненого в избушку? Такого огромного им даже вдвоём с Торвальдом на лошадь не затащить! А Тильда им в этом деле не помощник, старая она. И к тому же, проводив их, ушла на болота, на дальний край, на Голубой порог. Конец лета – самое время собирать кровавый мох, который только там и растёт, и вернётся она не раньше, чем дня через три. А так бы позвать её сюда! Вёльва бы помогла. Но поскольку до её избушки было рукой подать, Олинн, не раздумывая, направилась к лошади. Хочешь не хочешь, а придётся монаха спасти.