Скучно дома, поговорить нет с кем. А хочется. Вот и приходит сюда, к дороге.

Он любит разговаривать с ней как с живым организмом, гудящим и чадящим, но совершенно не перечащим ему слушателем.

Вот и сегодня дедушка не изменил себе.

– Ну, здравствуй, дорога, – слегка наклонив голову, прислушивается, словно ожидая ответного приветствия.

Но собеседница молчит. Нет, она не молчит, а обдаёт пожилого человека грохотом машин, свистящим шелестом автомобильных протекторов, гарью выхлопных газов. Однако ему привычны, милы эти звуки и запахи, и служат подтверждением того, что дорога рада общению со стариком, приветствует его искренне и радостно.

– Во-о-от, так оно, так. Рад тебя видеть, дорога, – довольно произносит дедушка, лицо морщится, изображая улыбку. – Сегодня сильно болела спина. С чего это, не знаешь? – подался чуть-чуть вперёд, наклонив голову, то ли ожидая ответа, то ли прислушиваясь к состоянию спины.

Ничего не услышал, кроме гула дороги, зато боль в спине дала о себе знать очередным приступом. Он даже вскрикнул, настолько неожиданно резко и больно отозвалась спина на его движение. Благодушие исчезло с лица, и тон в его разговоре меняется тоже.

– Да откуда тебе знать? – снисходительно замечает старик, потирая тыльной стороной ладони спину. – Ты никогда не понимала меня, хотя и пыталась. Не спорю. Я, может, готов был ладить с тобой ещё ого-го сколько лет, а ты… Зачем так со мной? Чем не угодил тебе, скажи? Ведь без молитвы я никогда не садился за руль. Просил Всевышнего быть милостивым ко мне, к машине, и к тебе, дорога. А как же. Мы же вместе работали, втроём. А ты что? Как ты повела себя? И это в ответ на моё хорошее отношение к тебе?! Неблагодарная.

На этот раз сморщенная высохшая кожа на лице ещё больше сморщилась, обидевшись.

– А я вот помню тебя совершенно другой, – на этот раз глаза повеселели, кожа разгладилась. Даже редкие волосы на бороде словно взбодрились, стали торчком.

Заученно провёл руками по лицу, совершая омовение, старик снова замер, уставившись обесцвеченным взглядом на дорогу.

Мимо проносились машины, светило солнце, дул лёгкий летний ветерок.

Когда он впервые выехал на эту дорогу, была она узкой, со многими выбоинами, а в некоторых местах отсутствовал и асфальт. Вместо него лежала щебёнка – пыльная, тряская, выматывающая душу шофёра и вытряхивающая из машины последние «лошадиные силы».

Когда ж это было? Ой, давно, так давно, что скажи кому – не поверит. Скажет, заболел дедушка Ю, головой слабый стал. Однако в памяти сохранилось очень явственно, отчётливо, настолько зримо, что старик воочию ощутил запах той пыли, и внутри затрясло вдруг, как когда-то при первом знакомстве.

Полуторка… Фанерная кабина скрипит, не переставая. Машину бросает на ямках и выбоинах, испытывая на прочность не только сам автомобиль, но и водителя с пассажиром.

Он, маленький Юлдаш, на коленях отца уцепился детскими ручонками в баранку.

– Держи, сынок, крепко держи! – наставляет отец сына. – За руль, как и за жизнь, держаться крепко надо. Только тогда станешь большим человеком. Уважаемым.

Солдатская форма, широкое, скуластое лицо в пыли, и широкая улыбка папы… Только-только он вернулся с фронта. Живой! И сразу же ему дали машину. И вот он, его первенец, почти каждый день с родителем выезжал в рейс. То отвозили зерно от комбайна на колхозный ток, то это же зерно доставляли на районный элеватор. Да мало ли какой работы выпало на долю полуторки в послевоенной деревне? И разве можно было найти более счастливого человечка в округе, чем шестилетний Юлдаш Юберов, сын Юзима Юберова – колхозного шофёра?! Нет, конечно, нет!