– Зачем? – не понял шеф. – В семь вечера сюда приедет Иван Сергеевич, вот ему нужно сообщить, что его жена считает себя больной. Пусть супруг разубедит ее, и наша миссия завершена. Любовь сдаст костный мозг для дочери, девочка поправится, полный и безоговорочный о’кей.

Мы с Димоном переглянулись, и Коробок сказал:

– Умерли четыре человека. Дед Назар действовал по сценарию, который написала пока не известная особа. Он предсказал кончину пятерым. Трое уже на том свете. Тебе не кажется, что Любе грозит опасность? Проклятие придумано для того, чтобы помучить жертв, держа их в состоянии нервного напряжения. Доброва сдалась, она понимает, что обречена, и ждет неминуемой кончины. Татьяне надо поторопиться в музей, побеседовать с Любой в другом ключе. Думаю, узнав о преступлении, мать поспешит в лабораторию. Доброва поймет, что не инфицирована «желудочной волчицей». Но ей все равно нужно опасаться за свою жизнь. За женой Ивана Сергеевича охотится убийца.

Сегодня в музее было довольно многолюдно. Около гардероба толпились экскурсанты, а в служебном помещении, кроме Любы, сидели еще две женщины и один мужчина.

– Привет! – сказала я.

Доброва, стоявшая у шкафа с книгами, обернулась и выпалила:

– Опять ты!

Ее коллеги подняли головы от бумаг, и Любовь быстро добавила:

– Рада встрече. Не хочешь кофейку?

– С удовольствием, – согласилась я.

Люба взяла со стула сумку.

– Я отойду на полчасика, – сказала она коллегам.

– Приятного аппетита, – хором ответили тетки, представитель сильного пола отмолчался.

Улыбаясь, археолог дошла до вешалки, забрала пальто, выскользнула на улицу, прошла квартал, потом остановилась и повернулась ко мне. С лица Добровой стекла улыбка, она нахмурилась и не пожелала скрыть возмущение:

– Какого черта! Если ты опять приперлась с глупостями, лучше уходи! И без тебя тошно.

Я указала на вход в кафе:

– Может, лучше поговорим внутри?

Доброва топнула ногой по луже, мелкие брызги взлетели и упали на тротуар.

– Нет! Проваливай!

– Люба, прости, но…

– Отстань! – закричала Доброва. – Свалилась на мою голову! Музей не будет заморачиваться с твоими путеводителями. Нет у нас тем для бесед! Когда-то мы сидели за одной партой и вместе шалили. Но с той поры утек океан времени, мы расстались, я не считаю тебя подругой и…

– Извини Люба, меня зовут Татьяна Сергеева, – громко сказала я.

– …никто не давал тебе права лезть в грязных сапогах в мою душу, – машинально договорила Доброва и вздрогнула: – Татьяна Сергеева? Что за чушь? Ты говорила про смену фамилии Савельева на Панферову. Зачем, выходя замуж, брать еще и другое имя?

Оставалось позавидовать Любе, чья память цепко хранила малозначительные детали нашей вчерашней беседы.

– К огромному сожалению, мне пришлось тебя обмануть, – призналась я. – Я никогда не училась с тобой в одном классе и до вчерашнего дня не знала, что в девичестве ты была Казакова. Если уж совсем честно, то я о тебе впервые услышала в начале этой недели.

Доброва вытаращила глаза:

– Ты не Зина?

– Верно, – подтвердила я.

– Но история про милицию известна лишь нам с Савельевой, – недоумевала она. – Ты меня разыгрываешь? Не подходящий момент для шуток!

Я открыла сумочку и продемонстрировала удостоверение. Вообще-то у меня их штук десять, на разные случаи жизни. Сотрудники бригады не афишируют место своей работы, чаще всего посторонним людям я представляюсь мелкой сошкой из маленького рекламного агентства, могу прикинуться учительницей, безвестной журналисткой, гувернанткой, продавщицей. Но сейчас Люба увидела настоящие «корочки».

– Начальник оперативно-следственного отдела Татьяна Сергеева, – ошарашенно прочитала она. – Ты… вы из милиции? Ой, мама!