– Как я уже сказал, я не помню…

– Просто слушай, – отрезал Его Святейшество. – Для Бомо эти слова были пустым звуком, но для нас с Калавием они были громом среди ясного неба. Мы их уже слышали, и они же написаны здесь.

Превосходительство слегка привстал и извлек из внутреннего кармана то самое письмо с Последним Пророчеством, которое Белфард видел сегодня утром издалека. Сейчас оно лежало на столе, и Белфард мог свободно прочитать буквы, что были выведены на конверте красивым размашистым почерком.

Он опустил свой взгляд на этот прямоугольник бумаги, и в тот самый момент мир ушел из-под его ног. Его словно подхватило течение реки, и, швыряя о камни, понесло на встречу бурлящему водопаду. Слова, что были написаны в правом верхнем углу, отныне и навсегда определяли судьбу Белфарда:

Для Белфарда,

С воззванием.

Лиллит

– Я не…

– И мы не, – с улыбкой перебил его Превосходительство. – Триста лет назад я не знал никакого Белфарда, ты понимаешь?

Капеллан Калавий, до этого не произнесший ни одного слова, нарушил молчание.

– Этим именем ты назвался преториям, что нашли тебя, прежде чем ты отключился.

– Преподобный Серафим сказал, что на конверте значится два имени, – вспомнил Белфард. – Одно, как теперь я выяснил мое, а второе, получается…

Превосходительство тяжело вздохнул.

– Да, настоящее имя Матери. Так ее звали, так ее называли ее приближенные. Так называли ее я и Калавий. Теперь этого имени уже нет, остался только Истинный Путь. Как нет теперь и моего прежнего имени. А сейчас оставь вопросы. Как я уже сказал, ты сможешь задать их позднее.

Его Святейшество протянул Белфарду небольшой нож для бумаг.

– Вскрой его и прочти, – тон голоса Превосходительства звучал возбужденно. – Мы с Калавием уже знаем, что там сказано.

Нож показался Белфарду тяжелым и неудобным, хотя на самом деле весил не больше шариковой ручки. В нос ударил едкий запах табачного дыма, постепенно обволакивающего комнату.

«Я не хочу знать, о чем там идет речь. Чтобы там ни было, оно не сулит ничего хорошего. А эта вонь из трубки старика делает только хуже – как тут мать твою сосредоточиться?!».

Тем не менее, под тяжелым взглядом черных глаз Его Святейшества Белфард подчинился приказу. Он сломал печать в виде розы и провел ножом вдоль верхней части конверта, стараясь не повредить содержимое.

Внутри лежал тонкий лист бумаги нежно-голубого цвет, сложенный вдвое. Белфард развернул его и начал читать про себя:

По праву крови, где убиты были

Дитя и Мать, и соль там ориентир,

Песок багровый, где тела остыли,

И берег, где свершился адский пир.

Найдешь ты камень с черною звездою

И Кровью его Первых окропишь,

Дитя и Мать, чьи кости под землею,

Ты к жизни из забвенья возвратишь.

Белфард трижды прочитал это послание. Послание для него. И эти строки для него ничего не значили. Он не понял ни единого слова.

«Эти чертовы пророчества всегда обо всем и ни о чем. Право крови. Соль. Черная звезда. Камень и кровь первых. Это какая-то несуразица. И я что, должен воскресить мертвых? Такому в Обители не учат. По всей видимости, перед смертью Матерь рехнулась и несла полный бред, не иначе».

Превосходительство и Калавий с надеждой и в тоже время со страхом на лицах смотрели на Белфарда.

«Сейчас я достану из задницы кролика, и публика поблагодарит меня за фокус! Они что, правда думают, что я хоть что-то понял из того, что написала Лиллит, и сейчас проясню их озадаченные головы? И чего они так боятся?»

– Что ты скажешь об этом? – наконец спросил Превосходительство.

– Скажу – ничего, – на лице Белфарда отражались раздражение и недоумение. – Я не понял ничего из того, что здесь написано.