Поверженный командующий из центра реабилитации радовался привезенному трофею, словно ребенок. Смотрел на мой «Янтарь», как на законную добычу. Тут же захотелось переключить, но Белка удержала руку.

– Новости сейчас будут. Посмотрим?

Говорили на русском языке, без акцента. Не сразу понял, что вещают механическим голосом. Выходит, не все здесь шавы? Вспомнил про среднюю меж ними и карсирами касту.

– Для серво крутят, – ответила рыжеволосая на так и не заданный вопрос. Хотела сплюнуть.

– Так зачем тогда смотреть? Будет же пропаганда?

– Посмотрим, как и о чем врут. Дезинформация – тоже информация.

Кивнул, соглашаясь, в конце концов, от нас не убудет.

За Витом шел репортаж об уничтоженной группе диверсантов едва ли не в черте города. Говорили о нас, не стоило и гадать. Белка вздрогнула, услышав, что группа была взята в плен и ожидает сегодняшней казни после допроса. Буднично, словно такое здесь каждый день, даже сенсации не сделают.

Требовались ли рабам сенсации?

После рассказывали о новейших разработках, что применяются прямо на линии фронта. Новейшие «Крокодилы» вот-вот должны были быть изготовлены пробной партией в стенах завода. Сапожная фабрика угадывалась в очертаниях сразу же. Словно по наитию, глянул на дымящие трубы.

Новейшая машина смерти обещала больно и далеко бить, оснащена броней до седьмого уровня в первом заслоне и двенадцатой во втором. Пушка сто сорок четвертого калибра, форсированный двигатель. Гусеницы царенатцы не любили, предпочитая колесные шасси, оно и понятно. Кто будет натягивать сбитые траки на место подбитому беспилотнику?

– Все еще идут? – спросил у Белки, глянувшей в окно. Толпы бредущих по унылым улочкам шавов наводили на скверные мысли, но завораживали. Людская река, что на параде.

Девчонка вместо ответа покачала головой. Шествие закончилось, и лишь мелкие группки рабов механически шли к неизвестности.

– Куда они идут? Здесь вся работа доверена машинам, разве нет?

Белка лишь пожала плечами, ответа следовало искать у Фелиции.

– Тебе лучше? – спросил, кивнув на оставшуюся корку скверны. Давно следовало полюбопытствовать.

– Гораздо. Может, пока никого нет…

Я не сразу понял, чего она хочет. Белка встала передо мной, вытянулась, словно кошка. Сладко зажмурилась, вмиг скинув через голову майку. С визгом распахнулась молния шорт, и они кучей тряпья свалились на пол.

Белья на рыжеволосой не было, моему взору предстал мягкий пух лобковых волос. Сделав шаг ближе, тяжко задышав, она двинулась на меня, словно «Дракон». Я почуял себя в западне, не в силах сдвинуться с места.

Словно подкошенная, девчонка рухнула в мои объятия, протестующе заскрипел старый диван. От нее пахло женщиной, давно истосковавшейся по мужским рукам.

Не стал томить несчастную дольше положенного…

* * *

Фелиция вернулась, когда начало темнеть.

Мы провели с Белкой день вместе, ничуть о том не жалея. Словно начитавшись пошлых книжек, она оказалась настырной, находчивой и изящной. И хотела быть игрушкой в моих руках. Что угодно, лишь бы я больше не уходил, не исчезал, не уезжал.

Шептал ей на ухо обещания, сам не помню какие.

– Знаешь, – сказала она мне, – я всегда об этом мечтала.

– Да? – я будто сомневался. Белка кивнула.

– Когда была маленькой, мечтала стать продавщицей пирожных. Родители были бедны, тортов я не видела, а пирожные – раз в год, на день рождения. Иногда под Новый год бабушка стучала по стеклу окна, шла на балкон. Говорила: волк принес подарок. Иногда он ограничивался конфетами, но я была рада.

– А почему продавщицей? Не пекарем?

– Видела однажды, как в магазине тетка за кассой жевала печенье. Думала, что им можно. Глупо, да?