Имперская почтовая служба, ям, связывала части всех владений Великого хана. Ямом могли пользоваться его гонцы и избранные торговцы. Примерно через каждые сорок верст располагалась почтовая станция, где держали кобыл и овец для приготовления кумыса, а также несколько запасных коней. Ведь когда хан посылал по какой-либо надобности гонца, тому полагалось носить на одежде колокольчики, чтобы звон их возвещал почтовой станции-яму о его приближении, – и, заслышав звон бубенцов, гонцу тотчас же седлали свежую лошадь, на которую он вскакивал, не прерывая поездки. Баскак решил, что из разрушенной крепости выйдет недурной ям, а назначенный туда чиновник сможет заодно надзирать за всем, что происходит в деревне. «А это значит, – прошептал один из сельчан, – что всех нас обратят в рабство!»

Но Янку как гром поразил последний приказ чиновника, когда тот, обратившись к деревенскому старейшине, внезапно потребовал указать ему лучших здешних резчиков по дереву. А услышав имена, велел им выйти из строя. Самым младшим из искусников оказался пятнадцатилетний Кий. «Мы заберем мальчишку с собой», – отрывисто объявил он, ибо Великий хан приказал прислать ему ремесленников. И еще долго глядела Янка этим вечером вслед удаляющемуся по степи отряду, пока маленькие фигурки не превратились в крошечные тени, которые словно вот-вот поглотит багровое море.

После этого жизнь отца и дочери сделалась сущим мучением. Полюбовница оставила его. Несколько раз, топя свое горя в вине, он напивался и, как это ни глупо, угрожал девочке. А Янкой тем временем овладело странное уныние и тоска. За зиму она совсем исхудала, мало ела и все больше молчала. А когда с весной состояние ее не улучшилось, отец признался: «Я не знаю, что делать».

И тут одна семья из соседней деревни решила бежать. «Мы отправимся на север, – сказали соседи Янкиному отцу, – там земли без конца и без края, самая что ни на есть северная тайга, – пояснили они, – земли эти уходят далеко-далеко за Волгу, там люди свободные, живут без хозяина. На север мы и побежим».

Это были так называемые черные земли. На самом деле они принадлежали князю и поселенцы вносили за них небольшую плату, но чем дальше на северо-восток, тем чаще поселенцы жили своим умом и по своей воле, не признавая над собой никакой власти. От такой свободы захватывало дух, хотя и жилось в тех суровых краях несладко. Глава непокорной семьи в юности бывал на севере и уверял, что знает дорогу. Позвали они и отца с дочкой.

– А если поймают?

Сосед пожал плечами.

– Я все-таки попробую, – произнес он.

Большое путешествие по реке, в которое они отправились, внешне выглядело очень просто. Они медленно двигались на север вдоль очертаний той самой условной буквы R, образуемой на карте русскими реками. Сначала они поднялись вверх по Днепру, потом плыли на восток и, наконец, после краткого перехода посуху, вошли в маленькую речку, по которой спустились на нижнюю сторону этой огромной северной «петли», образованной медлительной Окой. Оказавшись на Оке, они вступили на земли великого князя, куда татарские разъезды не заходили.

Как приятно было наконец скользить по водной глади Оки. Рыба здесь водилась в изобилии. В дороге горе слегка утихло, и Янка снова стала есть. Однажды они даже поймали благородного осетра. Чем дальше заплывали они на северо-восток, тем сильнее менялось все вокруг. Лиственные деревья встречались здесь реже, зато ели и лиственницы – чаще. Их проводник сказал им:

– Скоро граница финских племен, мордва тут селится. И все города и деревни тоже зовутся по-фински.