Был март. Но отец почему-то стоял дома в шапке и в куртке. Только снял ботинки. Он словно зашел домой на минутку, а потом снова готов был куда-то мчаться по своим делам. Сколько она помнила отца, он весь был – порыв, движение. Он никогда не сидел без дела и не тратил время зря. Много раз он говорил Инге, что самое дорогое у человека – это время, и тратить его надо с толком. А сейчас отец стоял у окна просто так и смотрел на улицу. Но даже не это поразило Ингу, а его взгляд. У него был тусклый, безжизненный взгляд. Отец вдруг словно постарел на десять лет.

– Пап! – Она тронула его за руку. – Ты пришел пораньше? Репетицию отменили?

– Да, отменили. – Он задумался, а потом добавил: – Навсегда.

– Как это?

– Так. Я больше не танцую в Большом.

– Почему?

– Потому что я стал там ненужным.

– Ненужным?

– Да. Я стал старым и никому не нужным.

– Ты? Старым?

Разве ее отец мог когда-нибудь стать старым? Он был моложе всех юношей! Лучезарный Альберт из «Жизели», сказочный принц балета… Когда Инга читала в сказках о принцах, она всегда сразу представляла себе отца. Он высокий, златоволосый, красивый. Настоящий принц!

Инга невольно рассмеялась.

– Ты чего? – нахмурил брови отец.

– Разве ты – старый?

– Да.

– Так ты больше не танцуешь?

– Нет.

– А завтра?

– Я же говорю: никогда.

– Значит, ты уже вообще не будешь танцевать?

Лицо отца исказилось.

– Нет, я не могу не танцевать! – почти выкрикнул он. – Не могу! Я еще ничего не знаю. Я буду танцевать, обязательно. Я не могу не танцевать. Когда-нибудь ты поймешь мои слова.

Отец присел на корточки и взял ее руки в свои.

– Понимаешь, Инга… Это очень, очень больно, когда творчество, которому ты отдал всю свою жизнь, оказывается ненужным. Это – невыносимо! Я даже не знаю, как буду жить дальше. Не представляю себе. Сидеть с пенсионерами на лавочке? Смешно! Дома у телевизора?

Отец истерично рассмеялся. Потом тихо добавил:

– Меня лишили самого дорогого.

Он встал с корточек и привлек Ингу к себе. Они сели на диван.

– Я с детства мечтал танцевать. В Риге, где я родился, всегда любили музыку, танцы. До сих пор помню, как мы с мамой ходили в парк и слушали национальный оркестр. Это было так красиво. Пам-пам-пам-пам… – напел отец. – Малыш, мне сейчас так плохо. Ты даже и не представляешь.

Он замолчал, уставившись прямо перед собой в одну точку.

– Пап! Пап! – потянула его за рукав Инга.

Но он не откликался, погрузившись в свои мысли.

Инга вспомнила тот день, и ей стало страшно.

Ее отца мгновенно вышвырнули из Большого. То же самое может случиться и с ней. В любой момент…

Она наскоро позавтракала, оделась. И поехала в Большой на репетицию.

В зале уже занималась Леночка Макарова. Все знали, что она обычно была в курсе последних сплетен и новостей, которые циркулировали по театру. Леночка – у нее русые волосы мышиного оттенка и острые черты лица – была посредственной балериной, но очень услужливой перед начальством. И это помогало ей сохранять свой репертуар при всех перестановках и реформах.

Инга кивнула ей, здороваясь.

– Инга! – Леночка бросилась к ней. – Ты знаешь последнюю новость?

– Большой ликвидировали? – попыталась отшутиться Инга.

– Нет. С театром пока все в порядке. Новость насчет тебя.

– А что такое? – Инга старалась ничем не выдать своего волнения.

– Говорят, «Семирамиду» закроют.

Инга почувствовала болезненный укол в сердце. В Большом шло всего два спектакля с ее участием. Один из них – «Семирамида». Неужели у нее отнимут его?

Невольно Инга вспомнила начало своей работы в Большом театре. Ей долго не давали танцевать главные партии. Приходилось браться за любую, даже не очень значительную роль. Она исполняла характерные танцы в операх «Кармен», «Иван Сусанин», «Князь Игорь», «Травиата». В балетах ей тоже выпадали второстепенные роли. Но она была рада и этому. И к каждому номеру готовилась с полной самоотдачей. Но внутри все время росло недовольство. Хотелось большего – танцевать главные роли. И только спустя несколько лет ей дали балеты «Весенний ручей» и «Семирамиду».