Русские потеряли убитыми и ранеными свыше тысячи человек и 45 орудий, англо-французы – 348 человек и 22 орудия. Большая разница в потерях объясняется тем, что, боясь штурма, наши начальники подтянули пехотные части почти к самым батареям. При этом никто не догадался укрыть их за складками местности, вырыть окопы, устроить блиндажи и т. п.

При последующих бомбардировках такая картина повторялась из раза в раз. Пехота же союзников находилась вне зоны действия русской артиллерии. Кроме того, как уже говорилось, наиболее эффективно по укреплениям и живой силе действовали мортиры, в которых союзная артиллерия имела абсолютное превосходство, а у нас, как отмечалось выше, было только пять больших мортир. И это при том, что на береговых батареях Севастополя на 5 октября стояло 26 – 5-пудовых и 3 – 3-пудовые мортиры.

Вероятность попадания из мортиры в корабль ничтожно мала по сравнению с пушкой, соответственно, и проку от мортир на береговых батареях было мало. Но взять оттуда хотя бы половину мортир и перевезти их на Южную сторону было за пределами бюрократического мышления «отцов-командиров».

Большой потерей для гарнизона Севастополя стала гибель 5 октября вице-адмирала Владимира Алексеевича Корнилова, который был смертельно ранен в ногу ядром на Малаховом кургане.

В ходе бомбардировки 5 октября ряд русских судов вел огонь по осадным батареям союзников. Так, корабль «Ягудиил» стал у входа в Южную бухту и обстреливал английские позиции. Пароходы «Владимир» и «Крым» вошли в Килен-бухту и обстреливали французские батареи.

Всю ночь с 5 на 6 октября защитники Севастополя, особенно на 3-м бастионе, провели в напряженной работе: отрывали орудия и станки, разбирали поврежденные платформы и настилали новые, насыпали разрушенные брустверы, очищали засыпанные рвы, строили пороховые погребки, подвозили и устанавливали орудия, взамен подбитых ставили орудия большего калибра. К утру 6 октября укрепления оборонительной линии, включая 3-й бастион, к изумлению неприятеля, были восстановлены так, как будто бомбардировки и не было.

Командование союзников было разочаровано в результатах бомбардировки. Канробер писал 6 октября своему военному министру: «Огонь русских батарей сверх ожидания был весьма действителен; крепостная ограда на всем своем протяжении сильно вооружена морской артиллерией огромного калибра; это обстоятельство может замедлить осаду». А Реглан доносил Ньюкестлу: «Войска измучены… Русские располагают огромными средствами для исправления своих батарей и вооружения их, что против ожидания весьма замедляет ход осады, и я положительно не могу сказать, когда дела наши примут более решительный оборот».

Союзники были вынуждены начать длительную осаду Севастополя. Как к осажденным, так и к осаждающим непрерывно шли подкрепления. Но условия доставки подкреплений были слишком разные.

Ехавший налегке в Севастополь знаменитый русский хирург Н.И. Пирогов очень точно характеризовал единственный путь, который связывал этот театр войны с центром страны: «Дорога от Курска, где шоссе прекратилось, невыразимо мерзкая. Грязь по колени, мы ехали не более трёх и даже две версты в час шагом; в темноте не было возможности ехать, не подвергаясь опасности сломать шею… Я дремлю после реброкрушительной прогулки по Бахчисарайскому шоссе… Если станции и дороги между Курском и Харьковом были плохи, то теперь, чем более мы удалились, они сделались чисто непреодолимым препятствием к достижению нашей цели».

Шестьдесят вёрст от Севастополя до Симферополя Пирогов ехал два дня! Пути сообщения были «непреодолимым препятствием» в доставке грузов на театр военных действий. Г.Д. Щербачёв (разработчик пусковых установок для ракет) писал: «…мне предписано было немедленно отправиться с транспортом из 600 боевых ракет в Севастополь… Выехав из Петербурга 3 июля, я прибыл в Симферополь только в конце августа».