Таким образом, в русской философии любви мы обнаруживаем два направления: одно, идущее от Соловьева и другое, идущее от Флоренского. Первое возрождало и переосмысливало античную, неоплатоническую концепцию любви, любви-Эроса, второе – средневековое, христианское понимание любви как «каритас» или «агапэ» – сострадания, милости, жалости. Эти два направления существовали параллельно, самостоятельно, иногда отталкиваясь друг от друга, иногда притягиваясь друг к другу. Бердяев предсказывал осуществление синтеза любви-Эроса и любви-сострадания и этот синтез действительно получил реальное осуществление. Область, где это произошло – русская литература и, прежде всего, творчество Достоевского.
В романах Достоевского удивительно точно был отражен мир любви и противостояние любви-страсти и любви-эроса. Темой любви проникнуто все творчество писателя, это любовь Мышкина и Рагозина к Наталье Филипповне, любовь Мити Карамазова к Грушеньке, Версилова – к Катерине, Ставрогина – к Катерине. Причем, образы Достоевского как бы предсказывают всю тематику и всю лексику русских трактатов о любви. Не случайно, творчество Достоевского стало чуть ли не обязательным предметом исследования исследования для многих русских авторов. О любви в творчестве Достоевского писали Д. С. Мережковский, З. Гиппиус, Н. Бердяев, Л. Карсавин, Б. Вышеславцев.
В «Мировоззрении Достоевского» (1923) Н. Бердяев описывает два типа любви: любовь-сладострастие и любовь-жалость, иными словами Эрос и каритас. Герои Достоевского любят либо из сладострастия, либо из жалости. Оба эти чувства как бы составляют два вечных полюса любви, но в романах Достоевского особенно выразительно описано сладострастие, тот тип любви, которое олицетворяет Федор Павлович Карамазов. Царство Карамазовщины, говорит Бердяев, – это царство сладострастия, которое, становясь самоцелью, приводит к эгоистической замкнутости в себе, и, в конечном счете, к разрушению личности. Истинная же любовь – это всегда путь к другому, поиски «себя другого.»
Удивительно близок к Бердяеву и Л. Карсавин, написавший в 1921 году статью «Федор Павлович Карамазов, как идеолог любви», которая впоследствии вошла в его книгу «Noctes Petropolitanae». Карсавин также говорит об описании Достоевским двух типов любви: любви Федора Павловича Карамазова, любви сладострастной, плотской, насильственной и мучительной и, как другой ее полюс, – любви старца Зосимы, любви духовной, серафической, отрицающей плоть. Оба эти типа – крайности и поэтому оба они – ограниченны. В карамазовской любви много насилия, мучительства, плоти, в серафической любви Зосимы – чистый дух, но лишенный героизма и телесного выражения. Истинная природа любви заключается в соединении этих крайностей, но Достоевский только наметил этот синтез, но не довел его до конца.
Б. Вышеславцев в статье «Достоевский о любви и бессмертии» отметил то обстоятельство, что в творчестве Достоевского заключалось многое из того, что впоследствии стало предметом русской философской мысли, в частности тема любви. «Любовь всех есть единодушие и единомыслие, следовательно, тоже всеединство. Идея всеединства, любимая идея русской философии, сформулированная потом Соловьевым, целиком здесь находится у Достоевского. Мы видим здесь основную интуицию его мистики и его эстетики, интуицию универсальной гармонии… Соборность и любовь выходят за пределы отношения человека к человеку, любовь расширяется до пределов всего мира, всей вселенной, до пределов настоящего всеединства