«Вон ведь как: и что русский – вспомнил!» – подумал Василий, а вслух медленно сказал после некоторой паузы:

– Ну что ж… Я не против помочь исправить оплошность, если пропущенная строчка появится в русском официальном документе, прежде чем он попадет на мой стол, – и предупреждая возмущенный возглас капитана, добавил: – А иначе никак не получится, коллега. Японцы тщательно отслеживают точность перевода, и моя голова – слишком дорогая плата за вашу несуществующую строку.

– Вы забываете одну деталь… коллега, – так же медленно произнес побледневший капитан, – вы получили вашу нынешнюю работу благодаря нашим рекомендациям. Вы так же можете ее и потерять…

– А вот это нет! – засмеялся Василий. – Не спорю, вы подсадили меня на старте, но с тех пор поезд уже ушел далеко и, так сказать, своим ходом. Что касается камней за пазухой, то ведь и у меня есть доказательства, что вы занимались вербовкой служащего японского военного ведомства, и японцам не придется загонять мне иголки под ногти для того, чтобы я подробно рассказал, чем вы интересовались… А вообще-то, – неожиданно переменил тон Василий, – давайте оба будем считать, что вашего предложения не было. И вот что, капитан, передайте вашему начальству, чтобы он присылал мне вместо вас другого связного. Думаю также, что ни ему, ни вам не интересно портить отношения с японцами, не так ли?

Побледневший Меньшов поднялся и откланялся, демонстративно спокойно отодвинув и затем поставив на место стул.

Кроме своей прямой переводческой работы Василий теперь вместе с офицерами управления не менее двух раз в неделю занимался борьбой в наспех приспособленном под додзе складском помещении. Он относился к этим учебным схваткам спокойно, не раскрывая всех своих возможностей, не претендуя на непременную победу. Однако наиболее искушенные борцы чувствовали, что имеют дело с опытным и сильным противником, который в то же время почему-то пользуется лишь самым стандартным набором простеньких приемов. Удобнее всего было объяснить это тем почтением, которое якобы испытывал русский к своим партнерам: это было менее обидно, чем думать, что он проявляет снисхождение к слабым для него противникам.

Василий позволял им думать так – по крайней мере он не давал им возможности почерпнуть из этих уроков что-то новое для них. Сам же он опытным глазом подмечал у некоторых, кроме навыков дзюдо, школу окинавской борьбы карате, приемы китайского ушу и брал их на вооружение.

Прав был и Петр Иванович – разгоряченные борьбой, партнеры Василия не всегда помнили о том, что русский отлично знает их родной язык: их разговоры нередко касались и служебных тем. И Василий порой чувствовал себя старателем, который, промывая отвалы пустой породы, все же иногда находит на своем лотке крупинки золотого песка.

Именно благодаря сведениям, добытым из этих разговоров и вовремя полученным в тайге, порой неожиданно меняли маршруты партизанские отряды, а каратели, казалось, действовавшие наверняка, находили на месте партизанских баз только теплую еще золу от таежных костров.

Давали эти донесения и ясное представление о ближайших намерениях японцев: усиливают ли они свой контингент перед очередной операцией, перебрасывают ли войска на другое направление. Партизанское командование дорожило «своим человеком» в японском управлении не меньше, чем самыми законспирированными подпольщиками.

Скажу честно: мне стоило немалых трудов разобраться в том, что происходило во Владивостоке и вообще в Приморье в 1918–1919 годах. Слишком уж много разнородных сил столкнулось там, слишком быстро сменяли друг друга правители, русские и иноземные генералы, слишком много чужих ртов зарилось на эту самую восточную окраину России.