. А что это слово, выражающее “единство” и “совокупность” общества, издревле прилагалось не к одному только “сельскому обществу”, мы видим из самого Нестора: когда Олег перенес средоточие Русской земли из Новгорода в Киев, он определил дань, которую Новгород должен был платить великим князьям: “И устави Варягом дань даяти от Новогорода гривен 3000192 на лето, мира дела, (то есть для мира), юже и до смерти Ярославли даяше Варягом”193 (то есть князьям варяжским). Здесь под словом {мир} очевидно разумеется вся Русская земля. Это место еще определительнее объясняется нам впоследствии, когда Ярослав отказывается платить отцу своему, Владимиру Великому, дань с Новгорода: “В лето 1014, Ярославу сущу в Новгород и урок дающе к Киеву 2000 гривен от года до года, а тысячу гривен в Новгороде раздаваху гриднем; и тако даваху вси посадницы Новгородстии; а Ярослав сего не даяше к Киеву, отцу своему. И рече Владимир: “…Мосты мостите. Хотяше бо на Ярослава идти”194.

Так и в вышеприведенном нами месте летописи о племенах южной России слово мир очевидно выражает не одно отсутствие вражды, а положительный союз, общество. Это нам подтверждается и тем, что говорится там об угличах и тиверцах. Сначала кажется непонятно, почему, исчислив несколько племен, летописец продолжает: “А угличи и тиверцы сидяху по Бугу и по Днестру”, но впоследствии это место объясняется: Киев и все поляне приняли Олега как великого князя; и когда радимичи признали его добровольно, а северяне и древляне после некоторого сопротивления, летописец говорит: “И бе обладая Олег поляны, и деревляны, и северяны, и радимичи; а с уличи и тиверцы имеяше рать”195. Это показывает, что и в прежнем исчислении племен угличи и тиверцы отделены у летописца не без причины, но потому, что они еще не принадлежали к союзу. После этой войны с тиверцами и угличами (которая, как видно впоследствии, кончилась соединением тиверцев с русским союзом), уже не упоминается ни о каких войнах с племенами славянскими, а между тем далее, под 907 г., сказано: “Иде Олег на греки, Игоря оставив в Киеве; и поя множество варяг, и словен, и чуди, и кривич, и мери, и деревлян, и радимич, и полян, и северян, и вятич, и хорват, и дулеб, и тиверцев”196. Из этого мы видим, что тогда уже признавали Олега те племена, о которых у Нестора было прежде сказано: живяху в мире, следовательно, можно заключить, что вятичи, дулебы и хорваты признали Олега так же добровольно, как поляне и радимичи, а это очевидно указывает на их единство с полянами.

Только об одних бужанах ничего не сказано, но бужане, вместе с дулебами жившие по Бугу, составляли с ними почти одно племя и после вместе с ними слились в одно имя волынцев. Подобным же образом часто сливались в одно имя дреговичи с древлянами и мурома с мерею. Так, например, дреговичи не упоминаются участниками ни в том, ни в другом союзе, а между тем мы видим, что они вошли в состав Волынского княжества; мурома не упоминаются между пятью племенами, призвавшими Рюрика, а между тем мы в Муроме видим Рюрикова посадника и позднее Муром составляет удел Ростовской земли.

Таким образом, для нас определилось, в каком отношении были все 18 племен, упоминаемых Нестором, к единству Русской земли.

Итак, даже из тех немногих строк, которые летопись Несторова сохранила нам о временах дорюриковских, мы уже видим следы древнего единства между племенами русских славян; по крайней мере, ясно обозначается перед нами два союза племен: один, обнимавший всю почти северную половину европейской России, призвавший Рюрика; другой, обнимавший