Эротически окрашенное «всё», из которого берут начало «творческое начало», «внутренняя плодотворность», «красота» и «полнота жизни», безусловно, корреспондирует с мистической концепцией «всеединства» В. С. Соловьёва [261, с. 34–35]. В трактате «Эротическое» воспроизводится антиномическая модель любви и ненависти, пожалуй, впервые перемещённая в психоаналитический контекст и в этом контексте напрямую соотносимая с понятием «всеединство»:
И так среди людей, как и среди животных, – пишет Лу Андреас-Саломе, – оказывается справедливой общеизвестная истина, согласно которой любовь полов является борьбой полов, и ничто так легко не переходит одно в другое, как любовь и ненависть. Ведь если себялюбие расширяет себя в сексуальности, то оно одновременно обостряется в ней до своих сильнейших эгоистических желаний, и если оно идёт вперёд в себялюбивом наступлении, то опять же только для того, чтобы всё завоёванное вознести на трон, даже выше самого себя: повсюду из-за своей физической обусловленности встречая препятствия односторонне ясной разработке своих душевных намерений и всё-таки глубже, чем всё иное, указывая ими на всеединство (курсив мой. – Д. Ш.), которым мы являемся в самих себе [8, с. 47].
Одним из символов «всеединства», по В. С. Соловьёву, была София – воплощение «мировой души», мистический образ вечной женственности и богочеловечества. (Истоки «софийных» мотивов в соловьёвской философии восходят к гностицизму и теологии раннего христианства [106].) Софийное начало мироздания, выражающее его женскую природу, становилось в трактовке русского мыслителя средством соборного воссоединения поражённого грехопадением человечества. Лу Андреас-Саломе, также как и В. С. Соловьёв, отождествляет бытийное первоначало с женской, порождающей сущностью и описывает её в категориях мысли русского философа:
Таким образом, даже последнее слово, даже слово разрушения рассудка, даже слово трагически ненамеренно гулящего в женщине превращается в подтверждение всеединства (курсив мой. – Д. Ш.), которым для неё является любовь [8, с. 57].
В онтологической неравнозначности полов – активного, теургического, мужского и пассивного, восприемлющего, материнского, софийного, женского начал – философ усматривал призыв к воссоединению и преображению плоти как эсхатологическому апокатастасису человечества [107]. Лу Андреас-Саломе воспроизводит эту идею не на богословском, а на психоаналитическом языке:
Эротическое – это всё то, что относится к изначальной силе притяжения, преодолевая при этом существующую разделённость и несходство между телесными и духовными проявлениями его сути, подчеркивая физический момент в духовном и наоборот [6].
Не менее интересным и оригинальным продолжением идей соловьёвской метафизики пола следует признать учение С. Н. Шпильрейн, описавшей возрождение через умирание как универсальный закон жизни.
Психоаналитическое осмысление деструктивных сил, действующих в человеческой психике, началось в 1910-е годы в исследованиях В. Штекеля и К. Г. Юнга. (Именно В. Штекель использовал имя древнегреческого бога смерти «Танатос» для обозначения деструктивного влечения.)
В работе «Деструкция как причина становления» [251], опубликованной в 1912 году, С. Н. Шпильрейн обобщила эти теоретические представления и дала собственную психоаналитическую интерпретацию проблемы существования деструктивного начала в человеческой психике, повлиявшую на позднейшую теорию влечений З. Фрейда.
Естественнонаучная сторона исследования подтверждалась биологическими фактами. (Известно, что русский биолог И. И. Мечников впервые указал на наличие «инстинкта смерти», который, «в потенциальной форме, гнездится в природе человеческой» [149, с. 231].)