– Да мы и с пастухами-то ничего поделать не можем. Не достать нам даже их, не то, что хозяина. Держат нас специально в таком состоянии, чтобы все жизненные силы уходили только на выживание. Рынок, мать его за ногу…

– Нам дают потреблять от жизни одну стотысячную от ее благ, лишая доступа к остальному. Но блага-то все эти и производят потребители одной стотысячной.

– Парадокс. Ладно, мы – бездельники, ничего не производящие. Но громадное большинство людей физического и умственного труда несут добровольное ярмо такого общественного обустройства, когда ничтожная часть богожительствует за их счет…

– Потому что во всем мире нет ни личности, ни организации, даже теории нет, предлагающей разумную реальную альтернативу этому обществу. И в то же время, вот так вот за стопкой водки любой нормальный мужик изложит тебе удивительно справедливое видение мира. Все все знают, и никто ничего не делает.

– Но мы-то кое-что делаем. Как говорится, не было счастья – несчастье помогло. Перестав любить жизнь, мы, придя в Легион, другим делаем жизнь хоть немного легче, избавляя их от паразитов и прочей всякой мрази.

– Ох, Жека! Не знаю. Я на своей шкуре убеждался не единожды, что, делая добро, ты творишь зло. Я с детства стремился помогать людям. И сначала до меня долго не доходило, почему у меня появляются недоброжелатели, если я все делаю ради кого-то и ничего для себя. И лишь недавно я понял, что стоит тебе кому-то помочь, как этот кто-то вскоре начинает считать, что я ему просто обязан помогать и впредь, что это не акт моей доброй воли, а прямая обязанность. И более того, этот кто-то ставит умозрительно в прямую зависимость от меня свои дальнейшие успехи и неудачи. Если ему не везет – я виноват. Почему это я ничего не делаю для его спасения? Почему последнюю рубашку с себя не снял и ему не отдал?

А если я его поднял достаточно высоко, то он пытается побыстрее избавиться от меня, чтобы не напоминал я ему своим видом о том, что он не сам всего достиг, а ему помогли. И это при том, что я никогда ни от кого не требовал благодарности. Я перестал верить людям. Может быть, это и есть основная причина того, что я здесь… И любовь здесь не при чём. Любовь – это болезнь, к сожалению, неизлечимая. К тому же, чисто мужская болезнь. Женщины любви не знают. Им знакома только страсть. Поэтому они так много говорят о любви… А живут страстями. Страстей-то много…

Философствуя в подобном духе и наслаждаясь взаимопониманием, когда один продолжает, развивает мысль другого и наоборот, мы не замечали как бежит время. Приход Василия вернул нас к действительности. Было восемь часов утра.

– Ба! Да вы что, совсем спать не ложились?

– Нам это ни к чему, – поставил я пустой стакан на стол, – излагай задачу.

– Ты уверен?

– Василь, – поддержал меня Жека, – Серж будет моим напарником. Тебе это о чем-либо говорит?

– Ну, раз так… Нам нужно прикрыть скинхедов..

– Что? – не сдержался я, – за этими бритоголовыми придурками стоите вы?

– Ты не кипятись. Мы за ними пока что не стоим. Но это одна из наших задач. Сейчас они практически неорганизованны. Их лидерами часто являются нереализовавшиеся переростки, иногда, деятели националистического направления. Но чаще всего, это обыкновенные уличные подростковые банды со своей символикой. Они зачастую не наблюдают разницы между фашизмом и нацизмом. Просто, в толпе они чувствуют силу, которой не обладают в отдельности. Пацанам нравится, когда их боятся, когда о них говорят, что они круче футбольных фанов, потому что они как бы за чистоту рассы. Такие группировки были в России всегда. Если у них не появится толковый идеолог, то они рассыпаются. А если появится? Не лучше ли опередить такое появление и направить их энергию в нужную сторону? Серж, я тебя не узнаю. Ты же всегда выступал за справедливость. Перегорел, что ли? Благодаря нам, акция скинов не будет носить дикий характер. От нее не пострадают случайные люди.