Его мысли прервал окрик Евдокеи.

– Эй, старый хрыч! Ты чего меня срамить надумал? Я те покажу жениховство! – Евдокея, размахивая в одной руке бумагой, в другой – палкой, грозно ворвалась во двор.

– Погоди, погоди! Я тебе сейчас все обскажу! – дед опасливо привстал с крыльца.

– Ну! Обсказывай! Мозги помутилися? Я те враз этой палкой просветлю их.

– Евдокея! Не горячись! Моей вины тута нету, запомни! Не я писал. Вот теперича мучаюсь, понять хочу, кто мне таку свинью подложил.

– Да неужто? – подозрительно вскинула брови старуха.

– Дуська, ты меня сто лет знаешь, с чего ли врать-то буду? – дед горестно вздохнул.

Ему так стало жалко себя. Полдня – коту под хвост. Чем он занимается, вместо того чтобы в огороде копаться? Вон грядку морковки прополоть надо, огурцы не мешало бы с утра полить. Куры уже проголодалися, укоризненно поглядывают на него.

– Веришь, нет, Евдокея? Измучился вконец. Поймать бы этого шкодника.

– Ладно, Максим! Вот теперь верю. Вижу, шибко смурной ты и выглядишь, будто горькой редьки объелся. Думаю, что найти проказника можно. Поспрашаю у соседей, кто-то все равно видел. Ты не скисай! А можа, чай пить ко мне пойдешь? Вчера пирог испекла рыбный, – участливо спросила Евдокея.

У Максима от такой ласки даже что-то в грудях ёкнуло, но он зараз подавил эту непонятную тепловатую волну и не дал развиться радости:

– Благодарствую, конешно, за приглашение, но мне некады по гостям шастать. Видишь, куры не кормлены, огород вянет.

А найдешь того, кто мне напакостил, – буду очень даже рад. Самосуд над ним учиню. Мучения кончатся, можно и про пироги подумать. В данный момент я нахожусь в глубоком переживании, – старик, повернувшись, гордо удалился в сени.

Ошарашенная пышной речью деда Евдокея в задумчивости вышла за ворота. Тем временем друг Афанасий времени зря не терял. Он решил во что бы то ни стало найти этого борзописца. Подозрение пало на внука Саньку. Шибко прытко с утра по дому носился. В глаза не глядел, норовил мимо невидимкой прошмыгнуть. Это неспроста. Чего-то нашалил. Одно дело – догадаться, другое – поймать внука. Битый час пытался дозваться. В самый нужный момент исчезал с горизонта. А время не терпело. Нужно было срочно узнать насчет количества объявлений. А то набегут на Максима, на смех поднимут, у него сердце и не выдержит, получит «инфракт», и капец. Паралич шибанет его, кто за ним будет ходить? Жениться-то не успел! Афанасий обошел всех дружков Саньки, на берег озера ходил, где обычно ребятня купается, даже в пустую школу заглянул, а когда уставший вернулся домой, Санькина лохматая голова торчала в дверях сарая. Старик, забыв про усталость, проворно подскочил к сараю и закрыл дверь.

– Так, попался, поганец! Ну-ка обскажи про свои проделки!

– Чего? – притворно удивился Санька. – Дед, о чем спрашиваешь? Я не понял.

– Счас сыму ремень, враз поймешь! Ответь как на духу! Это ты, сорванец, объявления про женитьбу накалякал?

– Я же из хороших соображений… Деду Максиму помочь хотел, – захныкал Санька. – Нынче все так делают.

– Тебя, шалунишку, просили? Ты чего не спросивши инцативу проявляшь, а? Старика опозорил на всю округу! Быстро ответь: скоко бумаг развесил и где? – грозно постучал по двери Афанасий. – Скажешь – выпущу!

– Пять!

– От удружил, так удружил! А ну выходи оттель!

Санька, с опаской поглядывая на деда, вышел из сарая. Увидев, что его ягодицам ничто не грозит, обрадовался:

– Дед, сейчас все так женятся. Даже в газету объявления пишут. Я ж только по деревне развесил. Старался…

– И где ж ты повесил их? – крепко схватив внука за ворот рубахи, спросил Афанасий. – Немедля сознайси!