– Не дотумкал чего-то я. Кто рядом несется? Гоночная машина, что ли? А на хрена она мне? Окромя скорости, чего хорошего в ей? Ни дров, ни навоза, ни жены не свозишь никуда, да и посадка низкая. То ли дело моя! Сяду за руль – душа поет. Не гляди, что кузовок небольшой. Смекаешь, и поленницу дров могу накидать, и десятки мешков картошки сложить, что ты! Ладная машина, каждый раз радуюсь, что тогда рискнул потратиться на нее.

– Михаэл, твое непонимание высокого вызывает недоумение и даже негодование, – глянул с сожалением на него Володька, – хотя, вообче-то, у тебя шибко простое, открытое лицо, не подпорченное интеллектом. Твое сознание малость сужено сомнительной пропагандой социалистических идей типа: «Кто не работает, тот не жрет» или, там, «Без пруда не выловишь и рыбку из него».

– А как же! Ты хотел, не нагнувшись, рыбку поймать? Не старайся, не получится. До ветру и то, не нагнувшись, не сходишь. Я так понимаю, чтобы жить хорошо, надо работать. Деньги из одного кармана в другой сами по себе не перекочуют, чуешь?

– Не возражаю, твой «хондец» молодец!

– Какой хондец? – не понял Миха.

– Грузовичок твой японской породы по кличке «хонда»!

– А-а-а… ну!

Володька, отпустив порцию витиеватых мыслей, заскучал. Михаил хоть и неплохой мужик, но ему до разговора о высоких материях как до Луны.

– Ладно, пойду я, – сказал он. – Тоскливо чегой-то мне. Скушно…

А назавтра Володька помер. Лег спать и не проснулся. Односельчане будто даже и не удивились. Что с Володьки возьмешь, выпендреж ни к чему хорошему не приводит, но постарались устроить всем миром достойные похороны. Даже пригласили из соседнего села батюшку для отпевания. Поминки богатые устроили. Хорошие слова говорили, хотя с трудом верилось, что Володька на самом деле умер. Всем казалось, что завтра он опять будет всех доставать своей нескончаемой философией.

Через неделю Женя, домывая крыльцо, неожиданно для себя расплакалась. Она остро ощутила безвозвратность уходящих дней. Жил себе человек, не тужил, и вдруг раз – и нету его. Где он? А нигде. Нигде, и все тут!

Миха в память соседа стал иногда под хорошее настроение называть жену Эвгенией, та не возражала.

Надумал дед Максим жениться. Надоела ему холостяцкая жизнь. Лет шесть прошло, как умерла бабка. Годы пролетели незаметно, как пули у виска.

В народе говорят: если мужик помер, женщина становится вдовой, если жена уйдет в мир иной, мужика женихом кличут. Вот Максим и засиделся в женихах. Невест-то в деревне тоже осталось – по пальцам пересчитать, но худо-бедно выбор еще был. Даже смотрины промеж ними можно устроить.

«Как про то культурно выражаютси? Ну, ишо по телику показывают, кады худосочные девицы с ногами как у цапли ходют туды-сюды, нацепив на себя всякие тряпки. Ноги длиннющие переставляют забавно, будто через порог перешагивають.

Памяти совсем не стало, год от года все хужей. У Афони, дружка, надо спросить. Тот чуток помоложе будет, года эдак на три, башка-то посвежей у него. Да и мыслю про женитьбу надо ему обсказать, чё полезное посоветуеть. Вдвоем-то легче провернуть это дельце, никак вся дальнейшая жизнь решаетси. Ошибешься с выбором, свету белого не взвидишь. А на старости лет на черта ему страсти-мордасти мексиканския? Что от бабы требуетси? Чтобы блины пекла, избу в чистоте держала, одежку стирала да много не болтала, ну, само собой, чтоб на сторону не бегала. А как же? Нонче паскудные какие-то девки пошли. Вон по «ящику» кажный день про них рассказывають. Куды хошь и с кем хошь якшаютси. Тьфу! Из них тоже со временем старухи получаются. Вот и пойми-разбери. Можа, какая заделалась будто путной старухой да засела в их деревне. Ишь как дачники застроилися! Была деревенька в тридцать дворов, теперича и не посчиташь, скоко улиц. А все потому, что на берегу Байкала живем. Так что все могет быть тута, гляди в оба, – размышлял неторопно старик. – Как-то чудно обзывают таких девок-то, – хмыкнул про себя. – Вспомнил, путана, что ли? Это с какого слова переиначили? Путная, чё ли? С чего она путная, ежели с мужиками без разбору путаетси? А можа, от слова «путается» и получилася «путана»? Сама путается и мужиков путаеть, с путя праведного сбиваеть. У кобелей этих и так в башке путаница, от их изобилия. Вон по телевизору гляди – не хочу. Пустят их по одной половице друг за дружкой, мол, зырьте на нас да и соблазняйтеся. А на чё смотреть-то? Ни сисек, ни попок, ничего другого. Путная баба должна быть округлой формы, мягкая, как сдобная булочка. Я-то в молодости знал в них толк», – мысли, обгоняя, перескакивая и путаясь, вертелись в голове у деда Максима, пока он латал носки.