Едва английская пехота спустилась в долину перед рекой, русские батареи открыли усиленный огонь. Дым от горевшего Бурлюка потянулся серой завесой к полю. Английские лёгкие орудия развернулись недалеко у горящего аула и открыли ответную стрельбу. Но тут же были вынуждены откатиться. Точные выстрелы с батарейной высоты подбили два орудия и покалечили прислугу.

Жар от Бурлюка становился невыносимым. Сквозь дым ничего невозможно разглядеть. Все вокруг Павла погрузилось в непроницаемую пелену. Грудь разрывалась от кашля. Лишь иногда ветер прогонял дым, и тогда хоть что-то можно было увидеть. Павел внимательно всматривался в яркие пятна горящих домов. На узких задымленных улочках показались зелёные куртки английских стрелков.

Вдруг из дыма прямо на мост вынырнула колонна в красных мундирах. Павел растерялся. Что делать? Надо же поджечь мост! Англичане ступили на настил. Но тут же заряд картечи выбил барабанную дробь по доскам. Несколько гренадёров упали в воду, остальные бросились назад. Павел выронил трубу и зажал уши, услышав, раздирающий душу, крик боли.

Кто-то коснулся его плеча. Он вздрогнул.

– Пора отходить, ваше благородие, тряс его ефрейтор Козлов. – Вон, они, реку вброд переходят.

– Ты зачем вернулся? – рассердился Павел.

– За вами, ваше благородие, – ответил тот.

– А как же мост? – не понимал Павел. – Поджечь надо!

– Поздно, ваше благородие, – втолковывал ему Козлов. – Они, уже на нашем берегу.

Вновь английская пехота появилась у переправы. Солдаты присели в нерешительности. Офицер, размахивая саблей, гнал их на мост. Стрелки не слушались. Новый заряд картечи уложил ещё двух человек. Офицер свалился на землю, словно ему подрубили ноги.

– Уходим, ваше благородие, – настойчиво требовал Козлов.

– Где прапорщик Мазин? Он только что был здесь.

Павел огляделся. Мазина нигде нет.

– Вон он, – указал Козлов за валун.

Павел увидел Мазина. Поручик лежал, раскинув руки. Глаза широко открыты. Он безмятежно смотрел в небо, как будто наблюдал за облаками. Лоб как-то странно вмят. Тёмная дыра посредине. Павел сперва не понял, что с поручиком, хотел потянуться к нему, растормошить, но через секунду до него дошло. От увиденного у Павла чуть не случилась истерика. Ефрейтор Козлов схватил его в охапку и поволок к батарее.

Пробежав мимо цепи наших стрелков, они оказались у эполемента. Орудия гремели без умолку. Земля вздрагивала. Внизу дымил Бурлюк, скрывая сады и реку. Красные мундиры бестолково сбивались в кучи. По ним тут же била артиллерия. Английские стрелки в зелёных куртках пытались перебраться на наш берег, но тут же попадали под огонь штуцерных.

Павел присел за эполементом. Перед глазами стояло лицо прапорщика Мазина с пробитым лбом. Так это и есть смерть? Вот так быстро? Возникло желание зажать уши, закрыть глаза и куда-нибудь спрятаться поглубже.

Козлов влил в него водки. Павел чуть не подавился от кашля.

– Приходите в себя, ваше благородие, – выругал его ефрейтор. – Что вы, как барышня раскисли? Покойника никогда не видели?

***

Меньшикову доложили, что английская пехота в центре несёт тяжёлые потери от нашей артиллерии. Все атаки отбиты. Но артиллеристам нужна помощь, так, как расчёты страдают от стрелков. Картечные заряды почти все израсходованы.

– Хорошо, – коротко ответил Меньшиков, не дав никаких распоряжений.

Адъютант Панаев прискакал с левого фланга. Доложил: четвертая батарея оттягивается назад.

– Почему? – недовольно спросил главнокомандующий.

– Французы укрепили свои орудия на плато. Огонь губительный. В четвертой батарее вбито половина расчётов. Пятая батарея несёт потери от штуцерных противника. С наблюдательной вышки поступил доклад: французы ввели в бой последние резервы. Московский и Минский полк сдерживает их у Телеграфной горки. В центре позиций левого фланга полки зуавов упорно лезут вперёд. Бородинский полк с трудом отбивает натиск.