Фаддей Евлампиевич мысленно поздравил себя, приободрился и внушительным голосом сказал «так», пронзительно глядя на задержанного. Усы грека совсем обвисли.

– Не хотел я, ваше благородие, с этим связываться, – через силу признался он, – да только их императорское высочество очень просили. Ты, говорят, Яни, старый, смешной и самый замечательный. Ты, говорят, в Севастополь ходил когда-нибудь? Вот ведь вопрос! Старый Яни всюду ходил. Тогда, говорят, отвези этот перстень лейтенанту Забубенникову-второму в морском экипаже. Запиши фамилию, чтобы не забыть. Найдешь? Передай ему перстень и ничего не говори, он сам поймет. Вот тебе сто рублей за труды и еще чтобы держал рот на замке. И дает мне сотенную, ваше благородие!

– Вот сотенная, – протянул бумажку жандарм.

– Запросить телеграфом, имеется ли в Севастополе лейтенант Забубенников-второй, – распорядился Недогреев.

И крепко задумался. Что-то тут не сходилось. Допустим, у великой княжны было увлечение лейтенантом… Могло быть? Могло. Ну, это дело семейное, хотя странно, что на уровне начальника Ялтинского отделения о нем ровным счетом ничего не известно… не известно даже из сплетен… Далее. Допустим, из романа вышел пшик, и девица возвращает бывшему возлюбленному залог любви… Стоп! Надо опросить фрейлин и челядь: не опознает ли кто перстень? Перебейнога выяснил, что вместе с великой княжной исчезла шкатулка с ее драгоценностями… не оттуда ли перстенек?

Убедившись, что именно оттуда, Фаддей Евлампиевич нахмурился. По всему выходило, что Екатерина Константиновна не возвращает перстень неведомому лейтенанту, а дарит. За какие заслуги? Если опять же в качестве залога любви, то почему не лично, а через сомнительного грека? Если в качестве платы за услугу, то какова услуга? Ничего не понятно…

Все стало на свои места, когда из Севастополя протелеграфировали: лейтенант Забубенников-второй, равно как и первый, в списках флота не значится. Стало быть, великая княжна нарочно пыталась пустить следствие по ложному пути. Ну, много времени она на этом не выиграла…

– Так что, ваше благородие, мне можно идти? – нахально спросил грек.

Как бы не так. Версию о тщательно подготовленном побеге великой княжны теперь следовало считать основной, но с греком ротмистр еще не кончил. Пусть посидит в камере, авось еще что-нибудь вспомнит. Иной раз небо в клетку, клопы и баланда удивительным образом прочищают память.

Прежде всего ротмистру был неясен вопрос: что подвигло великую княжну на побег? Наверное, какая-нибудь романтическая история?

Никто не спал во дворце, но вторично беспокоить великого князя Дмитрия ротмистр не дерзнул. Побеседовать еще раз с фрейлинами – иное дело.

Допрос? Ни в коем случае. Фаддей Евлампиевич потратил целых три минуты на введение себя в должный образ и был сама любезность. Он все понимал, всем сочувствовал и беседовал с каждой фрейлиной в отдельности весьма доверительно, по-отечески. Сокрушенно качал головой: ах, как нехорошо вышло! Сейчас эти глупые девчонки голубых кровей должны были понять: лично их никто ни в чем не винит, но растет тревога за Екатерину Константиновну. Великая княжна умна, образованна, но совершенно не знает жизни. Ей грозит стать игрушкой в чужих руках.

Спросите любого нигилиста, и он скажет со злобой, что методом отеческого увещевания жандармы владеют превосходно. Если бы ротмистр Недогреев грубо надавил, он ничего не узнал бы. Но он был ласков и укоризнен. Первой не выдержала Варечка Демидова – плача и сморкаясь в платочек, выложила предполагаемые мотивы бегства великой княжны.

И сейчас же все стало на свои места. Теперь Фаддей Евлампиевич и сам припомнил сплетни о сердечной привязанности великой княжны к статскому советнику Лопухину. Понятно. Видно, Екатерина Константиновна из тех девиц, которые в своей страсти не признают невозможного. А где сейчас Лопухин?