«Нет, – думает, – он наехал на меня на сонного, a меча не хотел кровавить; не честь – не хвала и мне, доброму молодцу, загубить его!

Сонный – что мертвый! Лучше разбужу его».

Разбудил Ивана-царевича и спрашивает:

«Добрый ли, худой ли человек? Говори: как тебя по имени зовут и зачем сюда заехал?» – «Зовут меня Иваном-царевичем, а приехал на тебя посмотреть, твоей силы попытать». – «Больно смел ты, царевич! Без спросу в шатер вошел, без докладу выспался, можно тебя за то смерти предать!» – «Эх, Белый Полянин! Не перескочил через ров, да хвастаешься; подожди, может, споткнешься! У тебя две руки, да и меня мать не с одной родила».

Сели они на своих богатырских коней, съехались и ударились, да так сильно, что их копья вдребезги разлетелись, а добрые кони на колени попадали. Иван-царевич вышиб из седла Белого Полянина и занес над ним острый меч.

Взмолился ему Белый Полянин: «Не дай мне смерти, дай мне живот! Назовусь твоим меньшим братом, вместо отца почитать буду».

Иван-царевич взял его за руку, поднял с земли, поцеловал в уста и назвал своим меньшим братом: «Слышал я, брат, что ты тридцать лет с бабой-ягою, золотой ногою, воюешь, за что у вас война?» – «Есть у нее дочь-красавица, хочу добыть да жениться». – «Ну, – сказал царевич, – коли дружбу водить, так в беде помогать!

Поедем воевать вместе».

Сели на коней, выехали в чистое поле; баба-яга, золотая нога, выставила рать-силу несметную.

То не ясные соколы налетают на стадо голубиное, напускаются сильно могучие богатыри на войско вражее! Не столько мечами рубят, сколько конями топчут; прирубили, притоптали целые тысячи. Баба-яга наутек бросилась, а Иван-Царевич за ней вдогонку.

Совсем было нагонять стал – как вдруг прибежала она к глубокой пропасти, подняла чугунную доску и скрылась под землею. Иван-царевич и Белый Полянин накупили быков многое множество, начали их бить, кожи сымать да ремни резать; из тех ремней канат свили, да такой длинный, что один конец здесь, а другой на тот свет достанет. Говорит царевич Белому Полянину: «Опускай меня скорей в пропасть, да назад каната не вытаскивай, а жди: как я за канат дерну, тогда и тащи!» Белый Полянин опустил его в пропасть на самое дно. Иван-царевич осмотрелся кругом и пошел искать бабу-ягу.

Шел-шел, смотрит – за решеткой портные сидят. «Что вы делаете?» – «А вот что, Иван-царевич: сидим да войско шьем для бабы-яги, золотой ноги». – «Как же вы шьете?» – «Известно как: что кольнешь иглою, то и казак с пикою, на лошадь садится, в строй становится и идет войной на Белого Полянина». – «Эх, братцы, скоро вы делаете, да не крепко; становитесь-ка в ряд, я вас научу, как крепче шить». Они тотчас выстроились в один ряд; а Иван-царевич как махнет мечом, так и полетели головы. Побил портных и пошел дальше. Шелшел, смотрит – за решеткой сапожники сидят.

«Что вы тут делаете?» – «Сидим да войско готовим для бабы-яги, золотой ноги». – «Как же вы, братцы, войско готовите?» – «А вот как: что шилом кольнем, то и солдат с ружьем, на коня садится, в строй становится и идет войной на Белого Полянина». – «Эх, ребята, скоро вы делаете, да не споро. Становитесь-ка в ряд, я вас получше научу». Вот они стали в ряд; Иван-царевич махнул мечом, и полетели головы. Побил сапожников и опять в дорогу.

Долго ли, коротко ли – добрался он до большого, прекрасного города; в том городе царские теремы выстроены, в тех теремах сидит девица красоты неописанной. Увидала она в окно добра молодца; полюбились ей кудри черные, очи соколиные, брови соболиные, ухватки богатырские; зазвала к себе царевича, расспросила, куда и зачем идет. Он ей сказал, что ищет бабу-ягу, золотую ногу. «Ах, Иван-царевич, ведь я ее дочь; она теперь спит непробудным сном, залегла отдыхать на двенадцать суток». Вывела его из городу и показала дорогу. Иван-царевич пошел к бабе-яге, золотой ноге, застал ее сонную, ударил мечом и отрубил ей голову. Голова покатилась и промолвила: «Бей еще, Иван-царевич!» – «Богатырский удар и один хорош!» – отвечал царевич, воротился в терема к красной девице, сел с нею за столы дубовые, за скатерти браные.