Мне снился наш дом, будто я вижу, как соседи снизу разливают водку по рюмкам на маленькой кухне. Все они – пожилые люди. Кто-то просто выглядит грустным, кто-то вытирает слёзы. Одна из женщин наливает полстопарика водки, кладет сверху на стопарик ломоть чёрного хлеба и уносит всё это в другую комнату.

В соседней комнате на большом столе стоит гроб. И мне сразу становится ясно, кто лежит в этом гробу.

Весь сон – как смешение серых теней. В какой-то момент всё чётко, словно бы ты видишь это перед собой, и в следующую секунду всё плывет и смешивается. Люди, тени, стены и двери.

Кажется, я снова ворочался во сне и не мог удобно лечь.

Но вот я снова вижу нижние квартиры, и эту самую женщину, которая умерла. Она стоит и я вижу ее со спины и краем сознания думаю – почему она стоит? она же умерла!

Я не вижу её лица и внутренне радуюсь этому. Не хочу, чтобы она видела меня, не хочу смотреть ей в глаза. У меня по всему телу холод при мысли, что она повернётся и увидит меня.

Она идёт мимо собственного гроба, мимо кухни, где собрались люди, чтобы помянуть её. Она идёт в ванную комнату, зачем-то достает какой-то старый эмалированный ковшик и набирает в него воды. Она выходит из квартиры всё тем же шаркающим шагом, как при жизни. Стучится в квартиру напротив.

Я пытаюсь напомнить себе, что это только сон. Не могу вырваться, но какой-то кусочек моего сознания, который так и не уснул, говорит мне, кричит мне – это сон! Выбирайся оттуда, просыпайся!

Квартира напротив открывается – и я вижу там ещё одну пожилую соседку, у которой глаза на лоб лезут от страха.

Покойница молча протягивает ей ковшик с водой.

– Уходи! Мне не надо! Уходи! – соседка сначала шепчет, будто сорвала голос, но затем переходит на крик. Она кричит, буквально вопит: «Уходи!»

Я проснулся от того, что кто-то кричал. Опять соседи, то ли снизу, то ли сверху.

Снизу раздался шум и гул – уронили что-то тяжёлое.

В следующую секунду в запертой комнате раздаётся грохот, и я подскакиваю на постели.

Встаю, подхожу к двери, прижимаюсь к ней ухом и прислушиваюсь.

В комнате тишина.

А вот у соседей внизу какой-то кипеж: они всё ещё что-то кричат.

***

Только наутро я узнал, что случилось. Когда вышел из подъезда – рядом с дверью снова была крышка гроба. Тоже красный бархат – значит, снова женщина. На табличке другое имя.

На лавке сидел только один дедок.

Вид у меня, наверное, был растерянным и, скорее всего, испуганным. Дед посмотрел на меня едва ли не с участием.

– Утро доброе, – говорю ему, потому, что просто не знаю, что сказать. Он мне кивает.

– Ага.

– Чё ж такое случилось опять?

– Баба Лида умерла, – говорит старик. Он смотрит на меня, а затем коричневой старческой рукой похлопывает по лавке рядом с собой. Мол, садись.

И я решил присесть буквально на минуту.

– Как тебе квартирка твоя? – тут же начал дед. К мне он больше не поворачивался, смотрел как бы перед собой.

– Нормально квартирка – я пожал плечами. Мол, все в порядке, ничего не знаю.

– А чё, Иван-то дедовы вещи выбросил?

Во те на. Они здесь все друг про друга знают, старики в этом доме.

– Нет, – говорю, – не выкинул. Оставил в смежной комнате, а комнату запер.

Дедок кивнул мне в ответ.

– Все ясно.

– А почему вы спросили?

– А там, в этой квартире никто теперь долго не живет. Месяц поживут и съезжают.

– Почему так?

Дед каждый раз немного задумывался, прежде чем ответить.

– Там нехороший человек жил.

– Ну… и что? Много где нехорошие люди живут.

– Он говорят, детей мучил. Да так и не сел за это. Но мы все знали, что это он был. Иван его всю жизнь боялся. Наверное, было за что.

– А вы прям уверены, что вот мучил он кого-то?