– В интернете купили, – ответил Серёга.

– Час от часу не легче, – возмутилась Надежда Николаевна. – И много заплатили?

Серёга вздохнул и кивнул один раз головой.

– Но, похоже, сегодня день открытых дверей. Пропуск у нас никто не спрашивал, – решил я внести свою лепту в оправдательный процесс. – Во всяком случае, когда мы туда входили нас никто не остановил. Ни у калитки, ни в хранилище.

– Всё пришли, – сказала Надежда Николаевна, прервав моё повествование.

Мы уже достаточно долго шли по частному сектору. По обеим сторонам грунтовой дороги стояли одноэтажные дома. Изредка попадались двухэтажные. Каждый участок ограждён забором, и все заборы на моё удивление были разными ничем не похожие друг на друга. Сколько заборов мы мимо ни прошли, не попалось ни одного одинакового. Рассматривая заборы и дома, я пришёл к выводу о несостоятельности проживающих здесь жителей. А у забора, к которому мы подошли, был уж совсем удручающий вид: «Видать его давно никто не ремонтировал и даже не красил. Возможно, здесь живёт совсем бедный, старый друг нашей учительницы».

Калитка закрывалась просто. Сверху на штакетины накидывалась наполовину сгнившая верёвочная петля.

Надежда Николаевна сняла петлю. Открыла калитку. Сначала прошла сама, а потом позвала нас. Двор был в заброшенном состоянии. Всё в округе заросло травой с сорняками. Местами в траве виднелись чьи-то древние обглоданные кости. Полусухие деревья стояли почти без листьев. Сам дом от старости перекосило на один бок. Это один из тех старинных домов, называемых мазанками. В некоторых местах глина, заменяющая штукатурку, отвалилась, образовав дыры, в которых виднелись переплетённые друг с другом ветки. Солома, покрывающая крышу, почернела. Возле двери стояла собачья будка. Она по своей старости, не уступала дому. Рядом с будкой алюминиевая миска, заполненная до краёв, ещё невесть, когда, приготовленной кашей.

«Возможно, когда-то давно мимо этих мест с ордой проходил Чингисхан, – смекнул я. – Он то и пожалел бедное животное, вывалив в миску остаток недоеденного плова, но не успел».

Цепь, не привязанная ни к чему с одной стороны, и уходящая внутрь будки другой, легонько дёрнулась.

«Похоже, есть ещё живые, – подумал я, подходя ближе к Надежде Николаевне. – Вдруг кто выскочит».

Но из будки так никто и не вылез.

Надежда Николаевна постучала. В доме было тихо. Потом ещё раз постучала. Где-то в глубине дышащего на ладан строения послышался скрип кровати, затем кряхтение и следом шарканье шагов.

– Кто? – спросил нас с той стороны двери хрипловатый голос.

– Это я Надя.

– Какая ещё Надя.

– Та самая. Бывшая ваша ученица. Сулимова. Помните?

Раздался звук открывающейся щеколды. Дверь открылась.

«Ндааа, совсем старый друг, и не просто старый, а древний, – подумал я. – Чем-то похож на дом. Или уже часть дома».

– Здравствуй, Наденька, давненько, давненько не виделись. Выглядишь хорошо.

Кх, кх, – прокашлял совсем старый друг.

– Гляжу детишками обзавелась, – рассматривая нас сказал, открывший дверь. – Ну и правильно. А я вот совсем один остался. Жену похоронил, детьми не обзавёлся. Похоже, и кобель сдох, раз уже не лает на приходящих».

После этих слов цепь зашевелилась, загремела, и из будки вылез пёс неизвестной породы, такой же старый, как хозяин и всё вокруг. Потянулся зевая, улёгся, положив морду на лапы. Вздохнув тяжело, уставился на нас.

– Ага, жив ещё.

Старый друг, крякнув, повернулся и пошёл, кряхтя, обратно в дом.

– Проходите, раз уж пришли, – сказал он. – Нечего торчать на пороге. Сейчас чай поставлю. Спасибо, Наденька, что зашла повидать старика.