Со страшным человеком вступал в соперничество Наполеон со своими переживаниями кровавых лохмотьев человечины паперти церкви Св. Роха и расстрелом военнопленных на пляжах крепости Сен-Жан-д’Акр в отношении этой ночи… Но и не столь великим, как полагала бабка Екатерина: истинно великое в момент своего появления скорее непостижимо даже самым проницательным людям – Екатерина Великая любила внука вследствие своего понимания, т. е. обозрения сверху-вниз… В то же время намечавшийся и завещанный ей гигантский поворот был выше доступности и ее сравнений – он и для нее еще чертился не в сознании, а в интуиции предчувствий – по своей значимости он требовал исполинской фигуры, сопоставимой Александру Невскому или Петру Великому, а лег на плечи Павла I, Александра I, Николая I… Первые ученики редко реализуются.

Лев Исаков

(по стихам Ипанов)
Как я давно не писал стихов,
То есть не плакался
Вместо слез
Словами
Смерть
Императора:
Павел врос
В судьбу свою
Стекленеющими глазами.
Вы
Разбегались, Мои слова!
Вы
Кувыркались
По улицам-залам!
Вы
Колыхались
На плюмажах
Шляп офицерского караула!
Вы
Заворачивались
В раструбы краг! Вы
Секли залы
Каблуками ботфортов!
Вы
Разносились
В гулких стенах
Визгом загнанного в угол
Крысёнка!
Павел – И ярость
Офицерских шпаг, Император-щенок —
И разбуженные волки, Ребенок,
Игравшийся сорок лет,
И угол несущейся зубовской табакерки
Брошены карты
На ломберный стол,
Кинута на волосы треуголка,
Шпаги пружинящее ребро
Шпорит несущие
По судьбе
Ноги.
Мне вас
Не славить.
Не поносить,
Мне не молиться на вас,
Не плеваться,
Сорванным
Пламенем
Бледных
Свечей
В
Светлых Глазах
И мечах
Не метаться.
Только
Над тем,
Что случилось тогда,
Мимо речей,
И бумажных обманов,
Вспыхнула
Яростливая звезда,
И понеслась
Над столетним туманом.

Бедный Павел…

(публикация в Вопросах Истории)

Статья д. и. н. Ю. А. Сорокина[3] в очередной раз обращает внимание исторического сообщества к трагически выразительному эпизоду отечественной истории – убийству императора Павла I в марте 1801 года, своеобразно закрывающему 18 век и открывающему грозным предуведомлением век 19.

Увы, она ярко демонстрирует невнятное, межеумочное состояние темы, застрявшей где-то на уровне перехода от обильно повторяющегося хождения по кругу сюжетов и лиц исторической фактологии к порождаемой этим пене историософских обобщений, меньше связанных с фактом и документом, чем с пристрастиями, наполняющими головы авторов. Состояние темы в настоящее время таково, что начитанные дилетанты, например В. Песков, Г. Оболенский вполне сопоставимы с профессиональными исследователями в интересных, но в научном смысле бесплодных блужданиях по приключенческому сюжету.

Избранный автором способ изложения материала: историографический обзор с утверждением основных положений через «авторитет и большинство» уже исходно имеет органический недостаток: он не полагает внесения оригинальной новизны, т. е. только добротный средний уровень обозрения – не исследования – материала. Но как историографический обзор статья критична неполнотой: например, вряд ли стоило уклоняться от работ В. Пескова[4] в частности замечательных по скрупулезной фактологической реконструкции, буквально до минут, событий 11–12 марта. Не в лучшую сторону уводит автора и пристрастие к Н. Эйдельману[5], тень которого не могла не сказаться на общем обозрении предмета рамками и стереотипами 1980-х годов, по-родивших современные гипертрофии, обращающие Павла Первого в едва ли не Петра Великого… без малейших результатов прадеда. И наконец, совершенно недостаточно внимание к источникам, состояние, а особенно обращения с которыми стали поистине недопустимы; и кажется автор не возражает против того, цитируя Б. Глаголина «цареубийство 11 марта старательно похоронено под клеветнический шелест мемуаров»