«В острог лучше не попадаться», – думала она.

Мать Огашку-Сироту встретила на пороге барачной избы, в которой было полно народу. Говорили все громко с плачем и выкриками. В помещении было сумрачно и душно. Увиденным, девчонка была потрясена.

Авдотья дочь зажала в углу, стала ее обнимать, целовать, в ухо кричать. От чего той сделалось совсем дурно.

Огашка-Сирота стояла перед матерью-тюремщицей, зуб, на зуб не попадая и плохо соображая. Но матерая разбойница говорила и говорила, повторяя одно и то же, и втолковывала смысл своих слов, как гвозди вбивала.

–Дочка, никакого Бога нет. Сказки это. Люди сами придумали Бога для дураков. Есть вот у тебя родная мать. Я тебе и Бог. Слушай меня одну и исполняй, что велю. Ты уже взрослая. Я в твои годы уже мужиками командовала, крутая на расправу за непослушание беда. Боялись они меня, как огня. Вижу я, что и ты вся в меня и мордашкой, и сметкой.

Слушай, дочка, вот для чего я тебя вызвала на свиданку. Плохи мои дела. Заточили меня царевы слуги в острог надолго, А дел у меня на воле невпроворот. Теперь тебе свои дела передаю, которые я не доделала. Есть у меня на воле людишки, тебе я их передаю. Они тебя сами найдут, и беспрекословно подчиняться будут. Богом ты у них будешь.

Велю я тебе, дочка, ехать жить в лесное село Сосновку. Она находится далеко отсель, за Сызранью. Там у меня сын живет один-одинешенек, сироточка неприкаянная. На год только постарше тебя.

Ты вот в городе выросла, бойкая стала, грамотная. А он там деревня деревней, нищий, ни читать, ни писать не умеет. Пока в полный ум входишь и в силу, поживи детка, в лесу на всякий случай чтобы за тобой слежку не учинили из-за меня. И заодно с Васяткой займись, грамоте его обучи, в люди выведи. В лесу привольно жить. Дичи там и рыбы полно. Руками ловят кому не лень.

Все я, дочка, продумала. Поживешь в Сосновке, не покаешься. Завидный жених там растет, богатырем будет. Никиткой счас его зовут. На год он старше тебя, ровесник моему Васятке. Они одну грудь Лапушки Груни сосали, значит, считаются по лесному обычаю молочными братьями. Но ты знай и всегда помни, что Васятка с Никиткой Босым – враги по крови. Их отцы по глупости золото не поделили. За что оба жизни лишились и сыновей своих осиротили. А кто из них виноват, долго рассказывать. На месте сама разберешься.

Мучает меня, дочка досада, что за кровь своего первого мужа – лихого казака не успела отомстить. А сейчас в остроге сижу. Одна у меня надежда: вы с Васяткой праведный суд свершите. Уверена я, что, ты влюбишься в Никитку с первого взгляда. Предки его из старинного богатырского рода, много золота навозили из походов. Он один наследник скопленного родом богатства.

Не упусти, дочка, сей случай. По приезде в Сосновку войди в доверие его матери – лапушке Груне, деду Родиону Большому. Очаруй своими чарами «золотого» жениха, войди в их семью полновластной хозяйкой. И все их родовое богатство будет нашим. Действуй смело, правда, на нашей стороне. Наш пай Босые, должны заплатить сполна.

Еще долго говорила тюремщица, оглушенной шумом и криками толпы, Огашке-Сироте, совала целовать распятье, взяла с нее клятву, что выполнит ее волю. На том и расстались дочь с матерью.

Добралась поздно до избушки Огашка-Сирота. Встретила ее Штурочка со слезами.

–Не спокойно у меня, дочка, на душе. Покаялась я, что разрешила на свиданку тебя увести, худо чую, сказывай скорее, зачем ты тюремщице понадобилась. Клад, что ли у нее, где зарыт?

–Какой, мама, у нее клад, у нее ничего за душой, злом только полна, как змея подколодная. Ехать нам с тобой велела в Сосновку жить. Там у нее сын нищенствует, наказала его бедолагу в люди вывести. Брат он мне, сказала. И клятву с меня взяла, что выполню ее волю, распятье мне совала целовать.