7) в 1540 г. одна мещанка жаловалась, что «Грин запродался мне, поспол за мужом моим, в 40 грошах, иж мел ми служити от Вербное недели прошлое сего року аж до того ж року до Вербное недели, а выпусту ему 24 гроши», и «пошол прочь без ведома, року не дослуживши…» [7; т. XVII, 1890. № 376. С. 145];
8) в 1540 г. истец жаловался «на закупа своего Андрейца и на сына его Юрца, штож дей они в мене в закупе у двух копах грошей, и, не заслуживши дей мне тых пенезей, отишли… прочь»; истцу дан был «виж» для находки «того закупня» «из сыном его» [7; т. XVII, 1890. № 564];
9) в 1540 г. истец жаловался на господарскую крестьянку, что «матка ее… заставила была ее [ему] у 80 грошей, ино дей она, не оддавши и не заслуживши мне тех пенезей… втикла», но ответчица объяснила; «иж дей як я в него в заставе не была» (оказалась ошибка относительно личности ответчицы [7; т. XVII, 1890. № 877]).
Из подобного рода документов Ясинский заключал, что человек, «отдавший себя самого в заклад своему кредитору или отданный ему с тою же целью другим, имеющим на то соответствующую власть (…родительскую… господина), впредь до погашения долга своего работою (или в некоторых случаях впредь до возвращения его наличными деньгами)» – «и есть закуп или закупень, закупный человек (термин, известный и Русской Правде), заставный человек или… что одно и то же, человек в пенязех». Различие же между «закупами» и «наймитами» устанавливается текстом акта мены имениями, 1524 г. [51; № 12, л. 184–185], где говорится о праве землевладельца вывести из имения «челядь невольную и закупов и наймитов» – «значит, закупы не рабы, но в то же время и не наймиты» («а который человек у пенезех, тот как ся с паном своим умовит», а «хто наймита наймет и задаток даст, тот наймит мает до року стоять» [77; т. XV, I, № 94, Витебская устава 1531 г.]). «Этот обычай [давать задаток]… является… одним из отличительных признаков личного найма от закупничества».
Предвидя «возражение, что весьма рискованно из позднейшего значения того или иного термина объяснять его первоначальную природу», Ясинский указывал, что «самозалог» не может быть продуктом XV–XVI вв., что эта «архаическая форма залога» сохранилась «как пережиток от более древней эпохи», «когда не возникала даже и тень сознания (замечаемого уже в Литовском Статуте) противоестественности такого порядка вещей»: «отпали некоторые суровые черты, свойственные древнерусскому закупничеству (напр., возможность обращения «закупа» в «обеля»), но дальше этого… не пошла эволюция данного института» [96; с. 430–465].
М. С. Грушевский считал «весьма правдоподобным, что большая часть их [постановлений Русской Правды, ст. 56–62], как и ограничения процентов, изданы были в результате социальной революции 1113 г., ибо в преобладающем большинстве сводов Русской Правды они идут сейчас за законами о проценте», и всю характеристику закупничества строил с той точки зрения, что эти постановления знакомят нас с «злоупотреблениями, какие творились с закупами».
«Это были люди, отрабатывавшие занятые или иным способом должные деньги, либо нанимавшиеся на работу, обычно бравшие плату вперед. Это был заклад человека самим собою или третьим лицом в обеспечение денег, которые он отрабатывал своей работой, и в таком значении заклада термин “закуп” сохранился в позднейшем праве Вел. кн. Литовского; в древнейшее время значение этого термина могло быть шире, означая всякого рода экономическую зависимость. Закуп жил или во дворе своего господина, или на своем собственном хозяйстве [ср. выше, Хлебников]. Он мог себе достать для своего хозяйства землю от своего господина, мог иметь и свою собственную землю».