Это произвело такое страшное впечатление на всех. Гений мимоходом убил, не подозревая того, человека! Убил!» – вспоминает Алла Николаевна Баянова.

Я не хочу делать каких-либо выводов из приведенных выше историй, хотя они и произвели лично на меня сильное впечатление. Самое поразительное и в этих случаях, и в оценках, которые великий исполнитель давал своим, скажем так, «младшим» коллегам по цеху, что и сам Федор Иванович не чурался «цыганщины» и довольно часто исполнял «легкие песенки» в концертах, не говоря уже о выступлениях для «узкого круга». В период эмиграции он вообще был ВЫНУЖДЕН делать это для тамошней публики регулярно, так как разношерстная масса изгнанников не всегда была готова воспринимать только лишь высокое оперное искусство, которому бас отдавал предпочтение в России. Перед исполнением подобного репертуара он, как правило, всегда оговаривался, что всё это будет «в шутку», не всерьез, словно извиняясь за свое «падение». В десятках книг, посвященных Шаляпину, практически не найти упоминаний об исполнении им подобного репертуара. Может, и не было такого? Всё же было! Благодаря настоящим подвижникам русского романса семье Елены и Валерия Уколовых, издавших блестящую книгу «Душа без маски», мне удалось узнать очень многое об отношениях Шаляпина «с цыганским романсом в эмиграции».

В 1927 году в СССР началась настоящая травля «невозвращенца», закончившаяся лишением его звания народного артиста республики. Федор Иванович остро переживал обиду, но, с другой стороны, эти события позволили ему окончательно сбросить путы условностей и «не бояться окриков со стороны академических музыкантов и музыкальной общественности, зорко следившей за его поведением. В свои официальные программы Шаляпин по-прежнему не ставит “цыганщины”, но на банкетах, в салонах поет ее с еще большим удовольствием и с меньшей оглядкой, к тому же активно интересуется новинками в этой области».

На этой волне осенью 1927 года он даже записывает на английской фирме His Masters Voice знаменитую вещь «Очи черные» под аккомпанемент хора Д. И. Аристова и оркестра балалаек А. А. Скрябина.

«Более свободными и либеральными стали его взгляды и на эстрадных артистов.

Ведь его дочь Лидия за границей тоже выступала как исполнительница цыганских романсов. В 1924 году именно в цыганском жанре она гастролировала в Париже в качестве примадонны русского кабаретного театра “Золотой петух”…

Шаляпин свободно общается со своим старым другом А. М. Давыдовым, поет вместе с ним старинные романсы в русском ресторане. В Америке встречается с Настей Поляковой, и они вспоминают о своих встречах в “Стрельне”. Цыганская певица дарит ему свою гитару. А как он обрадовался, заметив на одном из светских раутов Надежду Плевицкую. Они обнялись как старые знакомые. Во время американских гастролей 1920-х годов он несколько раз пересекается с московским приятелем Б. С. Борисовым, с ума сводившим американскую публику своими песенками и романсами. Шаляпин с удовольствием слушает в русских ресторанах Парижа и Берлина известных ему по России эстрадных знаменитостей и перенимает у них цыганские новинки. С Морфесси Шаляпин был знаком еще по Петербургу. Как директор артистического кафе “Уголок” Морфесси приглашал его к себе на вечера. Именно из его репертуара Шаляпин перенимает такие романсы, как “Вы просите песен”, “Дни за днями катятся”[8], “Искорки пожара” и др… Условия эмиграции заставили и Шаляпина более терпимо относиться к русским певцам эстрадного жанра и даже ощутить с ними некую общность, независимо от их амплуа и высоты полета. Когда в Бухаресте он слушал Петра Лещенко или Константина Сокольского, он радовался успеху русской песни и романса. С жаром жал руки своим эстрадным коллегам и говорил: “Русская песня – это знамя, несите знамя русской песни!”»