Одно такое утро, можно и описать, начав очень просто, словами поэтического толка от лица, оказавшегося там, и описавшего все с пущей правдоподобностью:

Утро,

прекрасная погода,

снова,

я смотрю на природу теми же глазами, как и тогда.

Год спустя, я стою на краю того же периметра, находясь рядом с тем же ограждением: спаянного из стальных прутьев в металлическую, с рост человека, прозрачную преграду, растворяющуюся в дымке, скрываясь, убегая вокруг всего моего места пребывания. Да – и оказавшись сейчас тут, после такой же утренней медитации, теперь, не отделяющей от того, что может ждать и тебя, примерно в это же время – самого раннего утра, – тебя, стоящего сейчас рядом со мной, наблюдающего начавший разливаться по округе прозрачный свет; пока даже не беспокоящий ничто живое, с нетерпением ждущее новый день; который пока так снисходителен к ночи: не гонит её прочь, а только напоминает о себе, нежно наступая, так предупреждает о своём наступлении. Мягко намекая о своём приходе, подавая ей нежные знаки, в виде едва зардевшейся светлой полосы на горизонте – уже смягчившей полумрак своим лучистым светом, просыпающееся из другой вселенной солнце. В такие часы, всегда идущее к нам на встречу, вовсю ширь необъятной полосы светового горизонта. Но с этой точки наблюдения, ограниченного по сторонам пролучины – лесом, образуя словно выделяющийся – рассеянным призрачного света экран: высветляющий перед собой прозрачную глубину, играя в ней исходящим светом от происходящего на нем. Происходящего от пока ещё стеснённого ночью у кромки земли в желто-красный – тоненький и горизонтальный источник нового света для будущего дня. Но пока он, встречаясь с ней, и, уходя в неё, растворяясь в ней – в глубине её, возносясь зарёй: в темноте этого вовсю чернеющего неба, пока ещё ослеплённый звездами её – затихает. Так зачинаясь светом день, и потом всё ещё растворяется, незаметно размягчаясь, разлетаясь во всю ширину купола пока темной сферы. Видимое через эту огромную раму без верха, происходящее, начинавшееся на той стороне, за краем вырубки леса, потрясает разум. В такой момент, ещё более ввергая воспоминания, которыми наполняется моя чувственная память сейчас. Разыгравшись с ней, рождаюсь вспоминанием в этом сиюминутном моего нынешнего повествования, спешащего за быстро разливающимся светом на горизонте, опережая его лишь желанием успеть описать встреченное мной тогда и сейчас – увидев вновь, изумляюсь. Теперь же, хоть чуть-чуть принуждая себя к достоверности в пересказе. Пытаясь справиться с душевным восторгом. И вот, как и тогда, перед моим взором поднимается, на прежнее свое место, молодой лес, пришедший на смену старому, но пока тонущий в тянущийся до неба красивой, осенней смеси отцветающего полевого разнотравья; вот-вот, совсем недавно примерявшего серебро, теперь обещанного вновь, покинувшей небосвод луной. Перед самым началом сияющего представления, уже сейчас преобразившего, представшее взору пространство. Всё замерло. Но-вот, начал своё движение словно тонкое, едва прозрачное покрывало, плотный утренний туман. Покачивающийся плотной тонкой плоскостью белой влаги, теперь растекаясь от прикосновения первых лучей солнца. Как-будто стираясь, рассеиваясь в полуметре на уровне глаз взирающего. Растворилось покрывало, подняли гомон утренние птички; лес всё ещё задумчивый после крепкого сна, пока не освободил ветви от теней; свежий ветерок, словно утреннее умывание, пронесся между нами, сменив момент, пробудил и меня, вернув на твердь. Состояние, в котором я оказался тогда и нахожусь сейчас, снова потрясает своим откровением, тем потрясающим осмыслением тонкости осмысляемой красоты мира, и предстоящего передо мной действия его начала. Мира, состоящего из как нам кажется маловажных явлений обыденности: