Пётр I в иноземном наряде перед матерью своей царицей Натальей,патриархом Андрианом и учителем Зотовым. Худ. Н. Неврев.1903


С Немецкой слободой многое связано в жизни Петра, проведшего детство по соседству. Его отец, царь Алексей Михайлович, набрал оттуда многих иноземцев в наставники и учителя любимому сыну. Они-то и привили юному царю любовь к европейским порядкам, особенно военным, приносили ему всякие чудные безделицы и книжицы, наряжали его в свои наряды. И вскоре, не без их участия, произошло весьма символичное событие для всей русской истории.

Едва вступив на престол в 1689 году, уже через несколько месяцев – весной следующего года – Пётр первым из русских государей нанёс официальный визит в дом иностранца! Царь отужинал в Немецкой слободе у шотландца Патрика Леопольда Гордона. Невиданное доселе нарушение дворцовых традиций, выражаясь современным языком – государственного протокола! Миропомазанник, наместник Бога на земле, и к простолюдину, да ещё басурманину – в дом!

Конечно, надо признать, что шотландский патриот, сторонник Стюартов, ревностный католик генерал Гордон, всё-таки долгие тридцать восемь лет своей жизни посвятил верной воинской службе русскому престолу. Но, протокол, он, как говорится, и в Африке, протокол! Думаю, Патрик был бы счастлив уже тем, если бы его пригласили на ужин в Грановитую палату Кремля. Тем не менее, официальный приём в доме иностранца, да ещё в Немецкой слободе, это уже был политический шаг юного царя, ясно указывающий на дальнейший вектор его стратегии.

И вскоре, 3 сентября, государь станет гостем своего друга, соратника и, что уж там скрывать, теперь и главного собутыльника Франца Лефорта. «Дом Лефорта, – утверждает современник, – сделался одним из центров общественной жизни иноземного населения, где собиралась образованная часть общества: иноземные послы и министры-резиденты, купцы и воины…»


Франц Лефорт. М. ван Мюссер. Голландия. 1698 г.


Вот портрет Лефорта, составленный одним из его биографов: «Он обладал обширным и очень образованным умом, проницательностью, присутствием духа, невероятной ловкостью в выборе лиц, ему нужных, и необыкновенным знанием могущества и слабости главнейших частей российского государства; это знание было ему необходимо при обтёсывании этого громадного камня. В основе его характера лежали твердость, непоколебимое мужество и честность. По своему же образу жизни он был человеком распутным и тем, вероятно, ускорил свою смерть». Согласитесь, парадоксальная характеристика.

Но лучше всех о Лефорте может сказать сам Лефорт. Покидая родную Швейцарию, он писал по дороге в Россию: «Одним словом, матушка, могу уверить вас, что Вы услышите о моей смерти или моём повышении». Куда уж лаконичнее!? В этом была его программа. Именно возможность сделать карьеру, хотя бы с опасностью для жизни, привели молодого Франца в Россию. Однако вскоре эта страна стала для него второй родиной.

Об этом Пётр высказался так: «Гораздо пристал с охотою учиться геометрии и фортификации; тако сей Франц чрез сей случай стал при дворе быть безпрестанно в комнатах с нами».

Отныне царь часто гостил в Немецкой слободе. Сюда он наезжал со своими приближенными целыми «поездами». Князь Б. И. Куракин, хорошо знавший окружение Петра, поясняет: «Помянутой Лефорт был человек забавной и роскошной или назвать дебошан французской. И непрестанно давал у себя в доме обеды, супе и балы…»

Ему вторит В. О. Ключевский в «Русской истории»: «…Франц Яковлевич Лефорт, авантюрист из Женевы, пустившийся за тридевять земель искать счастья и попавший в Москву, невежественный немного менее Меншикова, но человек бывалый, веселый говорун, вечно жизнерадостный, преданный друг, неутомимый кавалер в танцевальной зале, неизменный товарищ за бутылкой, мастер веселить и веселиться, устроить пир на славу с музыкой, с дамами и танцами, – словом, душа-человек или „дебошан французский“, как суммарно характеризует его князь Куракин, один из царских спальников в этой компании».