И в отчаянии обращается Аксаков к царю: неужели этот позорный мир будет подписан? Не может быть, чтобы власть пошла на это:

И. С. Аксаков: «Но каких бы щедрых уступок, во вред России и к выгоде наших врагов, ни натворили русские дипломаты, – разве Россия, в лице своего Верховного Представителя, сказала свое последнее слово? Не верим, что все эти щедроты на счет русской крови и чести были одобрены Высшею властью; не верим и не поверим, пока не появится о том официальное правительственное извещение. Но даже и предположить подобное извещение было бы преступлением против достоинства власти! <….>

И в самом деле, мыслимо ли, чтобы весь этот колоссальный абсурд, эта ошеломляющая нелепость решений конгресса, это сплошное надругательство над Россией могло когда-либо стать совершившимся фактом?

<….>

Из-за чего возгорелась война, из-за какого ближайшего повода? Из-за турецкой повальной резни, совершенной над населением Южной Болгарии. Какая главная возвышенная задача войны? Вырвать Болгарское племя из-под турецкого ига. Никогда никакая война не возбудила такого всеобщего на Руси сочувствия и одушевления, не вызвала столько жертвоприношений любви, не заслужила в такой полной мере названия «народной», как именно эта война, благодаря именно этой священной задаче. По переходе наших войск через Дунай, Императорская прокламация объявляет Болгар свободными <….> После исполинских усилий, русские войска преодолевают Балканы; русские власти водворяют новый строй и по всей Южной Болгарии. Сан-Стефанским договором, скрепленным подписью Императора России и подписью самого Турецкого падишаха, вся Болгария <….> возводится в княжество <….> Поверила наконец несчастная страдалица-страна своему избавлению… и вдруг… с соизволения той же самой… избавительницы России, как по живому телу распиливается Болгария на две части, и лучшая, плодороднейшая ее часть, Забалканская, та именно которая наиболее истерзана, изъязвлена, осрамлена турецкими зверствами, возвращается в турецкое рабство!… вновь закрепостить их побежденному извергу <….> на лютую турецкую месть за то, что верили в русскую власть, за братское сочувствие к русским!

<….>

И осмелится кто-нибудь поверить, чтобы такие результаты конгресса были освящены согласием русской власти!… Да, что же такое случилось? Не потерпели ли мы поражения, страшного, поголовного…? Ничего не случилось, никаких боев не было. Только притопнул лорд Биконсфильд, да Австрия пригрозила пальцем… Русская дипломатия, пожалуй и могла испугаться, но только она одна, и никто больше.

<….>

Одним словом, что весь конгресс ничто иное как открытый заговор против русского народа. Заговор с участием самих представителей России!!… И мы отважимся поверить, что на все это последовало одобрение Верховной Власти? <….> Никогда!

<….>

Австрийские войска вступят в Боснию и Герцеговину. С умилительным единодушием все державы, исключая Турции, но не исключая России, благословили Австрию на оккупацию, …двух славянских земель, а потом на подчинение себе, в той или другой благовидной форме <….> и независимой Сербии и независимой Черногории, и всей продольной полосы Балканского полуострова вдоль западных границ Болгарии, плоть до Эгейского моря!

<….>

Нет таких и слов, чтобы заклеймить по достоинству это предательство, эту измену историческому завету, призванию и долгу России. Согласиться на такое решение – значит подписать свое самоотречение, как Главы и Верховной Представительницы Славянского и всего Восточно-Христианского мира, – значит утратить не только свое обаяние, не только сочувствие, но и уважение славянских племен <….> Русский народ <….> для того только и пролил ты свою драгоценную кровь, принес в жертву сотни тысяч твоих сынов, для того ты и разорялся и временно обнищал, стяжал себе поистине венец страстотерпца и мученика, чтобы собственными победами унизить себя как славянскую державу, расширить владения, умножить силу врагов твоих и всего славянства, и подчинить православных славян господству немецкой и католической стихий! Напрасный мученик, одураченный победитель, полюбуйся на свое дело!