Она-то (Межанс) и указала на монахиню Марфу (Уженцеву) как на хранительницу спрятанных сокровищ3.

Огромные силы и средства чекистов были в 1933 году брошены на поиски царских драгоценностей. Вначале искатели принялись было за игуменью монастыря Марию Дружинину, но она на допросе умерла, унеся тайну в могилу.

Далее переключились на благочинную: монахиню Рахиль (Марфу Уженцеву, расстреляна в 1937 г.). Уженцева долгое время ничего не говорила, помня наказ игуменьи ни при каких обстоятельствах не выдавать тайну. Но потом, вероятно, после применения особых методов допроса, стала давать признательные показания.

Оказалось, что царские ценности она же лично по благословению игуменьи и прятала, и поначалу хранила их в монастыре. Но пришло время, когда оставлять сокровища в монастыре стало опасно (примерно через 7—8 лет хранения). Тогда царские ценности были переданы ею рыбопромышленнику Василию Михайловичу Корнилову, который спрятал их в дубовые бочки под фундаментом своего дома, а сам выехал из Тобольска.

Корнилова вскоре нашли, и царские сокровища в октябре 1933 года были обнаружены (в общей сложности около 8 кг украшений на сумму, вычисленную оценщиками, более трех миллионов золотых рублей). Но этого кладоискателям оказалось мало. Их воображение весьма сильно разгорелось.

Принялись за поиски остальных персон, причастных к возможному укрытию остальных царских сокровищ, среди которых особенно интересовали чекистов царские короны и золотая шпага.

К тому времени полковник Е. С. Кобылинский был расстрелян, священник Алексей Васильев умер, но оставались в живых его жена и дети, которых стали допрашивать, применяя известные методы. Те стали давать признательные, но очень противоречивые показания.


Евгений Степанович Кобылинский. Год неизвестен. ru.wikipedia.org


Под подозрение пал и царский писарь Алексей Петрович Кирпичников (1879—1934), добровольно последовавший за Царской Семьей в Тобольск. Его, больного, арестовали и тоже пытались заставить говорить. Допрашивали неоднократно, но он упорно настаивал, что выносил из дома шпагу и нити жемчугов Государыни, но лично ничего не хранил. В 1934 году Кирпичников умер в больнице.

Наряду с остальными, имевшими общение с Царской Семьей, вспомнили и о Клавдии Михайловне Битнер, которую быстро разыскали (возможно, её и не теряли никогда из вида, как она не старалась удалиться и жить незаметно).

На руках вдовы Битнер находился единственный сын-подросток Иннокентий, которого она страстно любила и воспитывала. Понятно было материнское желание сохранить себе жизнь ради сына.

Допрашивали Клавдию Битнер чекисты очень тщательно, всего двадцать семь раз. Судя по её почерку, вначале разборчивому, а далее превратившемуся в каракули, методы дознания были серьезными.

На допросах Клавдия Михайловна постепенно стала «признаваться». Например, она рассказала, что видела в руках у мужа ларец с драгоценностями, который тот, якобы, передал тобольскому пароходовладельцу и рыбопромышленнику, католику по вероисповеданию, Константину Ивановичу Печекосу.

Тогда чекисты стали «выбивать» показания из Печекоса. Тот долго терпеть не смог и в отчаянии привел своих мучителей к дому брата в Омске, где в стенах на шестом этаже будто бы имелся тайник с сокровищами.

Пока чекисты искали этот тайник, сам Печекос выбросился с шестого этажа. Однако каким-то чудом остался жив, переломав себе кости таза и лишь усугубив тем самым свои мучения. Его положили в больницу. Врачам приказали бороться за его жизнь.

Клавдию Михайловну, видимо, заставили написать ему письмо с просьбой все рассказать, дабы не причинять мучения другим людям. Но что мог рассказать человек, не имевший, вероятнее всего, никакого представления о царских драгоценностях?