– Господи! Неужели это так просто – убить человека? Сережа, чего стоит человеческая жизнь?

– Держи себя в руках… – нас прервали.

– Извините, молодые люди, может быть выйдем на свежий воздух, – это был Дэвид Эйхен, седой толстяк в зеленых очках.

– И вы знаете, и что я вам скажу, – начал он по-русски, когда мы вышли в сад, – Этот эпизод пусть вас не огорчает. И это все, потому что здесь все свои люди. А то пешки, шестерки, их иногда надо ставить на свое место.

– Или класть, – вставила Стаси.

– О, я вижу, девушка улыбается, щеки стали румяные. Так вот, что я хочу сказать, один мой знакомый раввин говорил, что слушать надо не только ушами, но сердцем, так оно мне говорит: «Мы сработаемся». Я буду голосовать – «за». Он поцеловал руку Стаси, отсалютовал мне бокалом и удалился по тропинке.

– Как тебе еврейчик?

– Подожди, меня сейчас вырвет.

– Отходняк пошел. Держись, я принесу воды, – оставил ее у дерева и метнулся к дому.

– Хао! Воды быстро! Нет, не стакан, больше, Стаси плохо, – выдохнул я одним залпом. Китаец не заставил себя ждать, сунул мне в руку графин:

– Серега-сан, не ходит долго, хозяина сказал, что продолжен разговор надо.

Настю я встретил на полдороги.

– Все нормально, – попыталась она меня успокоить, но к воде припала с жадностью. Я похлопал ладонями по ее щекам, чтобы вернуть нормальный румянец.

– Ты в состоянии вернуться?

– Если верить тому, что говорили мне, ты и Стрент, то к случившемуся надо привыкать.

– К смерти нельзя привыкнуть, просто загоняешь в угол свои эмоции.

– Ладно, пойдем.

– Итак, джентльмены, продолжим. На чем мы остановились? – осведомился Стрент.

– Я говорил о том, что душа у нас широкая.

– Совершенно правильно, а степень подготовки еще шире, с учетом, что профессия мисс Дробышевой официантка, – съязвил Трешмен. Наши взгляды встретились. Он хотел просверлить меня глазами, забраться внутрь, но наткнулся на холодную издевку в ответ и стену отчуждения.

– Вы что-то имеете против? – спокойно спросил я.

– Вы или ты забываешь, что мы представители двух противостоящих лагерей, несмотря на все старания Михаила Толмачева. На основе этого хотелось бы иметь гарантии, что эти драгоценности в самом деле не имеют отношения к КГБ?

– Мы впервые встречаемся с таким числом бизнесменов, и исходя из того, что мы уже слышали от мистера Стрента, а теперь и Вы, мистер Трешмен ведете речь о КГБ. Хочется обрезать пустые опасения одной фразой: Неужели такая страна как ваша боится какого-то пресловутого комитета?

– Я не зря заикнулся об этом дорогая леди. Дело в том, что нам хватает внутренних проблем, еще не доставало внешних. Это первое. А во-вторых, чтобы охладить ваш воинственный пыл скажу прямо, и надеюсь коллеги меня поддержат, что с вами здесь разговаривают только из уважения к мистеру Стренту, вы спасли его жизнь. В другой ситуации – ликвидация не заставила бы себя ждать, а доход был бы поделен. Такие люди долго не живут, это мертвое золото.

Стрент хотел возразить, но я поднял руку и он промолчал. Этот жест не остался не замеченным, видимо босса не принято было перебивать. Но отвечать взялся я:

– Спасибо за искренность. Пусть босс не обижается, но этот камень я принимаю в свой огород. В отношении смерти мы со Стаси вполне спокойны, так как погибли более трех лет назад, а покойника нельзя убить или наказать, его можно только потревожить. Вы догадываетесь к чему я клоню? Нет? Очень просто – мы привыкли находиться вне закона. Это касаемо угроз.

– А вам никто не грозил.

– Вас не перебивали, – повысил я голос, и продолжил, – меня больше интересует понятие «мертвое золото»?