Но мое внимание буквально приковали две или три машины репортеров, которые деловито настраивали аппаратуру. Как коллегу интересовало, откуда они узнают новости, и часа не прошло с момента нашего прибытия, а работа уже кипит. Где-то читал, что в большом городе известия распространяются с геометрической прогрессией. Скорей бы на берег…

– Черт бы их побрал этих бюрократов, – выругался Стрент, становясь рядом со мной. – Иди, подпиши декларацию, заявление с просьбой о виде на жительство и протокол досмотра.

Когда яхта подошла к причалу, я подумал, что сквозь толпу журналистов прорываться придется с боем.

– Господин генерал, чем вызвано Ваше участие в таможенном досмотре?!

– Мистер Стрент, как Вам удалось спастись?! Что с членами команды, почему их не видно?!

– Кто эти молодые люди?!

Генерал стоял перед сверкающей фотовспышками толпой, размышляя, потом громко произнес:

– Комментариев не будет. Все вопросы на пресс-конференции и не ко мне, а к мистеру Стренту. Я очень устал и попрошу освободить причал для проведения разгрузочных работ. Мне не хотелось бы прибегать к силе, потому что слишком сильно уважаю нашу прессу, – он говорил спокойно и ровно, так, чтобы слышали все.

– Разрешите сделать несколько снимков? И когда мы получим ответы на вопросы?

– Завтра, все завтра в пятнадцать часов в моем конференц-зале, – небрежно бросил Стрент и направился к своей машине. К нему подошел человек в черных очках. Скорее всего, это был Розен, он снял очки и они обменялись рукопожатием, слишком долгим для просто подчиненного и хозяина, но объятий после долгой разлуки не последовало.

Со Стрентом мы договорились, что я и Настя проследим за погрузкой драгоценностей. Вплотную к трапу подогнали фургон, и люди фирмы поспешили к нам. Они перенесли ящики и коробки, предоставленные таможенниками. Последними покинули яхту мы.

Настырность репортеров удивляла, нас окружили.

– Представьтесь!

– Где вы встретились с мистером Стрентом?

– Что находилось в ящиках?

Обнявшись, мы глупо улыбались камерам.

– Кто вы?

– Вы говорите по-английски?

– Прекрасно понимаю ваше нетерпение, но поймите наше состояние, после двухнедельного плавания мы еле стоим на ногах. Все, что я готов заявить: мы, Анастасия Дробышева и Сергей Беркут пропавшие без вести во время шторма в 1986 году. Граждане СССР. Это все. Более подробно расскажем после, как уже было объявлено. До свидания, – нас ждала машина.

Разместились в «детском» крыле особняка Стрента. Отделан он подобающе положению и финансам хозяина. Слуги не назойливы и учтивы, правда нам никто был не нужен.

После того, как мне показали спальню, столовую и где находятся звонки для вызова прислуги, я отправился искать Настю. Закралось сомнение, что она чем-то расстроена.

Пятнадцать минут ушло на поиски. «Детская» половина дома имела свои два отделения. Все правильно, каждый ребенок не должен быть обижен. Вот и ходил от двери к двери, а кругом тишина. Без подсказки не обошлось.

Настя лежала в ванне по шею в пене. Из-за стеклянных створок шторки была видна только голова.

– Ты жива моя старушка? Привет тебе, привет? – реакции не последовало. – Настя, тебе не плохо?!

– Пошел вон!

– Не понял? Что случилось, Настена?

– Сто слуцилось, Нястеня? – сильно шепелявя передразнила она и добавила, – Козел!

– У тебя, что крыша поехала от горячей воды?

– Это у тебя мозги затуманились от гари городской! Какого хрена ты порвал мое заявление с просьбой представления вида на жительство в США?!

– Вот оно что?!

– Как был солдафоном, им и остался, и выходки мужланские!

– Может, успокоишься?

– А ты мне рот не затыкай, не один год под твою дудку плясала. Кто тебе дал право решать за меня?