Собрание было в субботу. Серёжка как колхозник присутствовал. Три председателя – вдумайтесь: три! – присутствовали на местах. Каждый из них претендовал на место председателя одного нашего бедного – но кое-что ещё пока осталось – колхоза. Г-н Белохлебов просто хотел получить бригаду (пока). С района было самое начальство и десять омоновцев с резиновыми дубинками. В школу набились человек триста. Скооперировались по группам поддержки – по сотне на кандидата. Активисты в драбодан, оченно многие просто припивши, науськанные, короче, навзводе. Возникла давка и заминка, и районное начальство объявило, что собрание не состоится «по причине отсутствия кворума». Начальство уехало, забрав ОМОН и «всю власть».
Началось троевластие, то есть безвластие. Один председатель провозгласил, что он начинает собрание «как положено». Те, кто были против него, матерясь, ушли. Никакого русского бунта – скотину ведь убрать надо до «Просто Марии»! Остались сподручники, коим были обещаны разные вещи, активисты, коим намекнули на водку, да пенсионеры, коим лишь бы поглазеть – может, у них телевизоры изломались… а точнее, своих-то у многих и нет…
Началась, как говорит бабаня, кукольная игра. Его величество выбрали на пост, причём единогласно. Причём г-н Белохлебов снимал на камеру, а Ган ему помогал.
7
В понедельник директор выступал на очередной линейке:
«Как же вам не стыдно? К школе подойти нельзя! Вчера… то есть в субботу, тут происходило собрание, много людей стояло у школы… Все председатели, с района начальство… А тут такие вещи валяются на каждом углу – даже мне стало стыдно за вас!..»
Ученики только смеялись (почти вслух) и не испытывали ни малейших угрызений совести. Под словами «такие вещи», если вы не поняли, скрывались не презервативы, как в городе, и даже не блевотина, как это заведено по обычаю, а ещё кое-что более существенное…
Однако директор, как ему казалось, повода для смеха не подавал: «Я решил вас наказать: больше дискотек не будет до конца года, а при повторе подобных обстоятельств может даже и выпускного…»
На это заявление ученики отреагировали весьма своеобразно.
8
2 марта 199… года
Белохлебов опять крыл Сажечку.
– Куда ты дел проводки?!
– К-какие проводки? – как-то без выражения недоумевал помощник, грязными ссохлыми ручонками перебирая болты в коробке.
– Смотрите, какое спокойствие! Ты издеваешься?! Куды ты их дел?!
– Кого? Не знаю никаких проводов.
Подошёл Серёжка.
– Чё ты, дядь Лёнь, его теребишь опять?
– Да вот этот вот l’esprit profond сдябрил провода от аккумулятора и не признаётся.
– А что это «профонд»?
– Профан по-нашему, – подмигнул Белохлебов и укатался.
– А ты что, дядь Лёнь, французский знаешь?
– Да всего помаленьку. Приходится вот, Серёж, и не такое изучать… – неудачно соврал Белохлебов. А догадливый Серж подумал: теперь «Пуаро» на кассетах купил. Десять кассет такой хренотени – это только по его деньгам!.. Хотя, как оказалось после, тут он всё же ошибся: Ган сказал, что сериал английский.
Сажечка по обыкновению зарылся (на этот раз в болты) и как бы для создания фона беседы фермеров как кот проурчал: «Заколебал ты своим профаном».
Белохлебов подмигнул Серёжке и нагнулся, как в тот раз, к Сажечке.
– Так, давай проводки!
Сажечка даже вздрогнул, а Белохлебов опять рассмеялся – видно было, что занятие сие доставляет ему удовольствие.
– Какие проводки? – прошептал коленопреклонённый на сырой земле и неказистой промасленной тряпке работник.
– Красный и зелёный. Соединяли генератор и аккумулятор!
Да не видал я их!
– А я знаю: ты взял!
– Я не брал.
Поражаясь выдержке своего подчинённого, главный фермер опять захихикал и наклонился теперь к Серёжке: «Кхи-кхи, я знаю, что это не он – но уж больно чудн