Мы поехали втроём на фургоне и уселись за столик на улице, в заведении, где меня уже знали.

Когда мы поели, я расплатился с пареньком, подававшим нам молча и уважительно блюда.

Игорь глянул на счёт. Они переглянулись с Олегом, и тот закатил глаза.

Дорого здесь!.. сказал Игорь неодобрительно… Самим лучше готовить. Рынок есть тут в городе?..

Должен быть… смущённо сказал я.

Мне было неловко и странно – неужто для кого-то даже здесь, в незатейливых турецких общепитах, цены слишком большие?

От внимательных глаз Игоря ничего было не скрыть.

У нас в Москве сегодня зарплаты по двадцать пять-тридцать уе в месяц!.. сказал назидательно он… Так что сам понимаешь…

Тридцать чего?.. в недоумении спросил я.

Они переглянулись и засмеялись.

Уе!.. сказал Олег, деликатно кашлянув… Ну, это, как бы сказать…

Уе-баловка!.. отрезал Игорь.

И увидев, что я так и не понял, добавил:

Объясняю, для непонятливых англичан… у нас там сейчас на рубли ничерта не купишь. И в ценах ничего не поймёшь. Каждый день скачут, как блохи. Поэтому и придумали эти уе. Условные единицы…

А они чему равны?.. спросил я в недоумении.

Доллару!.. сказал Игорь, ухмыльнувшись.

Так на кой хрен?.. пожав плечами, сказал я.

А чтоб, значит, не так за державу обидно было… весомо сказал Олег. Игорь засмеялся.

Мы заехали, по пути в «Мави Ай», на базар, занимавший большую площадь у автостанции. Груды овощей и фруктов громоздились со всех сторон на лотках. Полновесные, натуральные турецкие помидоры стоили какие-то нелепые копейки, с пяток тысяч лир за кило.

Игорь с Олегом смотрели цены и качали головами.

Дорого тут, всё-таки… сказал озабоченно Игорь, когда мы выбрались на дорогу к машине… В Болгарии невпример лучше… Но ничего, будем борщ хлебать. Ты борщ ещё любишь, Альфред?

Назавтра я оставил моих новых приятелей собирать остальные трайки, сел в фургон и отправился в Акбюк. Мне было неловко: фургон мой был нам и кухней, и столовой – на плитке с двумя конфорками было удобно готовить, за столом у заднего окна покойно было есть и пить чай, глядя на деревья вокруг. Я оставлял Олега с Игорем при их крохотной палатке, старом походном примусе и консервах «Турист». От этого на душе было неуютно.

Ребята, впрочем, ничем не выказывали недовольства. Они давно сроднились с таким минимумом удобств в своих долгих экспедициях, в тайге и тундре.

Вернусь вечером, ну самое крайнее завтра… сказал я из окна фургона.

Вали… успокоительно сказал Игорь… У нас тут как раз дел хватит на пару дней. Не беспокойся…

Проехав Кушадаси, я спустился по крутому уклону в близлежащий Сёке – обычный турецкий районный центр, где не было ни туристов, ни гостиниц европейского типа, ни бесчисленных лавок, которые бы наперебой предлагали ковры, кожаные пальто, золотые висюлины и перстни. Это была настоящая, дотуризменная Турция, с её тяжёлым медлительным укладом, усатыми жилистыми мужчинами в чёрных кепи или бараньих смушках над коричневыми от загара лицами, и женщинами в тёмных балахонах, из-под которых выглядывали широкие, легкомысленно-цветастые штаны.

Нигде, впрочем, не увидеть было ни старинных красных фесок, ни скрытых под чёрной завесой женских лиц – как запретил это больше полувека назад Отец Народа, так оно и осталось.

Проехав Сёке, я выбрался на ровное, как линейка, узкое шоссе, пересекавшее низкой дамбой широченную и ровную как стол долину. Здесь было рукой подать до Приенн, развалин древней греческой колонии на склоне горы, с дальними просторными видами на море и на равнину, уводившую на юг, к Милету. На узком выезде из городка на равнину нескончаемо дули яростные ветра – природная аэродинамическая труба. Косо стелились покорные ветру придорожные туи.